упираясь.
– Глупая! Он же не от падения в себя не приходит. Травма, которая не дает мальчику проснуться, застарелая, годами разраставшаяся по вине деспотичных родителей. Так что тут путешествия в прошлое не помогут. Ему нужно в настоящем победить эту напасть, а не исправлять то, что уже не исправишь, – ворчливо поучала меня лекарь, выталкивая за дверь.
Где на меня воззрились около тридцати пар глаз.
– Здравствуйте, – смущенно произнесла я, несмело приподнимая руку.
Все вновь упали на колено и уставились в пол, демонстрируя мне макушки.
Я растеряно смотрела на парней и девушек, которых совсем не знала, и боролась с желанием убежать.
– Прикажи им. От этого зависит жизнь мальчика, – толкнув меня в спину еще раз, прошептала нара Болтиньяк.
– Здравствуйте, – еще раз поприветствовала я склонившихся передо мной студентов. – Не могли бы вы помочь мне?
Голос дрожал, а в голове метались сумбурные мысли: «Что я здесь делаю? Это все неправильно. Еще неделю назад я была рабыней и не имею никакого права приказывать этим людям».
– Нари Юнила, дочь нарая Амниоса Хроно, приказывает вам отыскать среди учащихся последних курсов самого талантливого менталиста и привести его сюда. И быстро, – выступив вперед, проговорила лекарь.
– Это ваше желание? – спросил один из студентов, подняв голову и взглянув на меня.
Получив толчок локтем в бок, я кивнула и произнесла:
– Да, мое.
Оборотни встали и быстро удалились, обсуждая – кто из студентов обладает бо?льшим потенциалом в ментальных манипуляциях.
– Ну, вот и замечательно. Пошли готовиться. Эта армия зависимых быстро найдет специалиста, – заталкивая меня в лазарет, довольно проговорила женщина.
Мы перенесли Салимо в палату, уложили его на кровать и привязали. Нара Болтиньяк объяснила, что это может понадобиться, если парень будет на подсознательном уровне сопротивляться вторжению в свое сознание.
– Вот теперь он точно не навредит ни себе, ни другим, – проверяя прочность крепких бинтов, стягивавших щиколотки и запястья больного, удовлетворенно кивнула нара.
В дверь приемной постучали, и мы поспешили встречать менталиста.
– Куда положить? – спросил один из оборотней, указывая на спеленатого по рукам и ногам молодого человека.
– Это что? – вопросила нара лекарь.
– Как что? Вы просили менталиста, вот он, – невозмутимо ответил оборотень.
Несчастный менталист мычал, пытаясь выплюнуть кляп, и смотрел на нас широко открытыми глазами.
– Немедленно развяжите! – прикрикнула Болтиньяк.
Оборотни не шелохнулись, глядя на меня.
– Развяжите его, пожалуйста, – смущенно попросила я.
Оборотни тут же выполнили мою просьбу и отступили к двери в ожидании дальнейших распоряжений.
– Идемте, милейший, я объясню вам суть вопроса, – ласково обратилась к освобожденному лекарь. – А ты, детка, выпроводи отсюда посторонних, – добавила она, обернувшись у двери в палату.
Но выпроводить оборотней я не успела, в лазарет вошел Громиро и смерил меня гневным взглядом.
– Быстро же ты распробовала вкус власти. Уже и приказы раздаешь, – язвительно проговорил он.
– Ты ошибаешься! – воскликнула я обиженно. – Я только попросила, потому что ситуация сложная. Под угрозой жизнь человека.
– Банальное оправдание. Большинство злоупотребляющих властью именно им и прикрываются, – ядовито усмехнулся Рэндом.
– Юнила, иди сюда! – позвала из палаты нара Болтиньяк. – Касино любезно согласился провести слияние тебя и нашего несчастного мальчика!
Громиро удивленно приподнял брови и уставился на меня еще более пренебрежительно.
– Поражает скорость, с которой наша обстановка растлевает былых невольниц, – произнес он. – Или дело не в обстановке и невольница уже была развращена?
В его голосе было столько отвращения, что я, сама от себя такого не ожидая, влепила пощечину Рэну, чтобы стереть с его лица брезгливое выражение.
В дополнение к этому стоящие у двери оборотни зарычали на него, демонстрируя удлинившиеся клыки.
Рэндом медленно повернулся к ним. Хватило только одного взгляда, чтобы оборотни спрятали клыки и умолкли. Он так же медленно вновь повернулся ко мне и совсем тихо, так что мне пришлось прислушаться, чтобы понять, проговорил:
– Зря ты это сделала. Я бы, может, и постарался перебороть себя, но теперь не стану. Теперь ты дичь, а я вышел на охоту.
