а не фонтанировать пошлыми подозрениями. Стыдно, нара ректор, стыдно.
Ишаро ошарашенно моргала, взирая на отчитывающую ее лекаря.
– Идемте, я вам все объясню и даже докладную напишу. А дети пусть отдыхают, – уже более вежливо предложила нара Болтиньяк, и ректор послушно вышла из палаты.
Лекарь задорно подмигнула мне и прикрыла дверь. Я же взглянула на окно и поняла, что уже если не день, то уж точно не раннее утро. Прислушалась к своим ощущениям: ничего вроде бы не болело, но казалось, что тело стало в несколько раз тяжелее. Собрала волю в кулак и встала. Осторожно, по стеночке подошла к двери и приоткрыла ее. Ректор и лекарь тихо беседовали, сидя за столом.
– Ты зачем встала? – возмущенно спросила нара Болтиньяк. – Иди отдыхай.
– Мне нужно на аттестацию, – пояснила я, покосившись на ректора.
– Вот только не нужно из меня монстра делать, – недовольно проворчала Ишаро. – Отдохнешь, придешь в себя – тогда и аттестуешься. Я предупрежу куратора Одонт.
– Можно я буду приходить в себя в своей комнате, а то здесь как-то неудобно? – спросила я, обращая прощальный взгляд на лекаря.
– Ну хорошо, иди, – сжалилась нара Болтиньяк. – Только никаких нагрузок. Я распоряжусь, чтобы обед и ужин тебе принесли.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я и поспешила, насколько это было возможно в моем состоянии, удалиться.
Выходя, я заметила у двери таз с маслянистым пеплом. Лекарь сообразила сжечь бинты с моей кровью, а значит – оборотни должны были разойтись и мне никто не помешает добраться до комнаты.
Но мои надежды не оправдались: на лестнице, словно призрак из-под пола, из-за угла выскочил Рэндом.
– Ну здравствуй, богиня, – с ухмылкой произнес он.
Я же отпрянула от неожиданности и начала падать назад. Громиро среагировал мгновенно, в одну долю секунды оказавшись у меня за спиной и подхватив на руки.
– Что-то ты совсем бледная. Что с тобой сделала эта выжившая из ума старая дракониха? – озабоченно всматриваясь в мое лицо, спросил он.
– Мы выводили Салимо из беспробудного сна, – максимально честно ответила я.
Препираться и что-то доказывать у меня сейчас не было ни сил, ни желания.
– Давай-ка я отнесу тебя в комнату, а ты мне за это все расскажешь, – совершенно без издевки, по-доброму улыбнулся Рэн, и я не смогла отказаться.
Согласно кивнула и расслабилась. Напряжение в моем состоянии давалось с трудом.
Кико в комнате не оказалось, она наверняка на занятиях. Комната была заперта, но ключ висел прямо на двери, на одной из цифр номера. Рэндом отказался меня отпускать, и дверь я открывала, лежа у него на руках. Войдя, он усадил меня на мою кровать и потребовал:
– Рассказывай.
Я не привыкла лгать и что-то скрывать, кроме своей истинной родины, и честно поведала ему, как мы с лекарем и менталистом спасли Салимо.
– А ты в курсе, что это преступление? – поинтересовался оборотень, выслушав мой рассказ. – Проникновение в чье-либо сознание без его согласия либо письменного разрешения ближайших родственников в случае недееспособности карается ссылкой или каторжными работами в зависимости от тяжести нанесенного вреда.
– Но мы же не навредили! Мы наоборот – спасли его! – воскликнула я.
– Невозможно проникнуть в чужое сознание без его согласия и не навредить, – усмехнулся Громиро. – Хорошо, если нарушения будут временными. Но они могут оказаться и необратимыми. Да ты могла прихватить с собой часть его сознания или оставить кусочек своего в его голове! Болтиньяк уволить нужно за такие методы и лишить лекарского звания.
– И что мне теперь делать? – спросила я, испугавшись.
– Я, так и быть, никому ничего не расскажу, но ты за это сходишь со мной на свидание, – коварно улыбаясь, проговорил оборотень.
– Зачем ты так? – тихо спросила я.
Глаза защипало от норовящих выступить слез, но я сжала зубы и изо всех сил боролась с постыдной слабостью. Господин Прожирани очень не любил «сопливых нытиков», и я еще в детстве разучилась плакать, как бы больно или страшно мне ни было. Но теперь, когда я поверила в благородство людей и свободу, такое бесчестное отношение вызвало жгучую обиду. Получается, свобода оказалась ненастоящей. Я никому не принадлежу, но всегда найдется кто-то сильный, хитрый и бесчестный, и ему не составит труда принудить меня к чему угодно. А разве это не рабство?
– Вот только не нужно изображать жертву, – улыбнулся Рэн. – Я не запугиваю и не принуждаю тебя. Это скорее благодарность за то, что я прикрываю твои преступления. К тому же это будет вполне невинная встреча. Мы просто прогуляемся по саду, пообщаемся, узнаем друг друга поближе.
Я закрыла глаза и попыталась успокоиться, как учила меня мама. Вздохнула глубоко, улыбнулась назло всем бедам и произнесла твердым, уверенным тоном:
– Отвечу вечером. Сейчас мне нужно отдохнуть. Слишком устала, нарушение закона – очень утомительное занятие.
