секирой, другой был вооружен копьем.
– Хватит! – рявкнул сэконунг, покидая кресло. – Хёгни!
Рыжий Змей, привлеченный шумом борьбы, уже торчал у входа.
– Этих с утра, – Гунульф показал на Эваранди и Роскви, – на «Черного лебедя»! Посадишь за весла, в середку. Старого колдуна запрешь в трюме. Только осторожно с ним, а то мало ли…
…Валерке не спалось.
Бурные события дня минувшего все еще не унимались в нем, висели в душе, как муть в воде.
А у Костяна нервы покрепче – вон, сопит себе в две дырки. Эльвёр свернулась клубочком. Дед похрапывает. Один он мается…
Времени до отплытия осталось всего ничего, Хёгни сказал, что отбудут они ночью – это чтобы в Стьернсванфьорд на рассвете нагрянуть.
Бородин вздохнул.
Интересно он ощущал себя. Страхов полно, беспокойства всякого, опасностей вокруг – вагон и маленькая тележка, но не было угнетенности, отчаяния с унынием. Более того, под холодным покровом тревог и переживаний теплилось маленькое невинное удовольствие.
Он жил по-настоящему, без оглядки, и было ему хорошо.
А вчера-то они как дали?! Вдвоем против целой орды душегубцев!
Еще бы чуть-чуть, и было б им…
Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!
Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.
…Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.
– Гляди! – шепнул Валерий.
– Ух ты…
– Типа, по-арабски?
– Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.
– Скорее уж, шайтан! – хмыкнул Валера.
– Угу…
– Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?
– А тролль его знает!
– Шайтан!
– Тс-с! Разбудишь…
– Да все уже.
Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.
Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным – Уссурийск, работа, офис…
Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.
Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.
Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.
Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…
Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
И Роскви уснул.
Глава 22
Константин Плющ
Танец «черного лебедя»
«Черный лебедь» был, так сказать, флагманом – величиною в тридцать румов[52], с темными бортами, расплывавшимися во мраке, с зубастой башкой местного Горыныча, он плавно покачивался у причала, натягивая швартовы.
Остальные корабли сэконунга были поменьше размерами.
В принципе, и одного «Черного лебедя» хватило бы на весь хирд сэконунга. С избытком.
С другой стороны, сонно подумал Костя, меньше народу – больше кислороду.
Повинуясь знаку Хёгни, он перепрыгнул на гулкую палубу драккара. Валера занял десятый рум слева.
Дед Антон не стал дожидаться указаний и проворно полез в трюм, куда уже юркнула Эльвёр.
Рыжему Змею, может, и хотелось как следует шваркнуть крышкой люка, но корабль – это святое. Поэтому дубовая дверца опустилась тихо.
