просто спасал свою жизнь и здоровье. И еще Рыжий Змей признался, что ты едва дырку в нем не проделал.
Плющ пожал плечами.
– Он напал, я дал сдачи. Не вышло. Ничего, в следующий раз буду удачливей.
– Ага! – удовлетворенно каркнул Гунульф. – Значит, ты как бы мой враг?
– Я как бы твой друг.
Викинги, сидевшие рядом с сэконунгом, оживились.
– И что я буду иметь от этой как бы дружбы? – ухмыльнулся сэконунг.
– Нашу верную службу, мою и Роскви. Мой меч в твоем распоряжении, сэконунг.
– У тебя есть меч, Эваранди?
– Будет!
Викинги рассмеялись над такой наглостью.
– Что я смешного сказал? – дерзко проговорил Костя. – Разве лучший меч не тот, что взят с бою?
– Тот, – пророкотал один из викингов, особо густо заросший. – Вот только разобраться надо. Ты с кем биться собрался? С нами?
– С кем сэконунг прикажет, – раздельно проговорил Плющ, глядя в глаза Гунульфу С Красным Щитом и отвечая ему, а не какому-то там приближенному к особе государя. – Мы оба из семьи бонда, хотели к Торгриму ярлу в хирд пристроиться, да только он нас прогнал. А тут нашлись добрые люди, подсказали, что видели в Тролльвике корабли Гунульфа С Красным Щитом. Мы сразу сюда. Если не веришь, можешь Хёгни спросить – он нас прямо на дороге застал.
– Ну не знаю, не знаю… – Глумливая улыбочка зазмеилась по губам сэконунга. – Нужны ли мне бойцы, которых так легко было словить.
Валерий вздернул подбородок.
– Мы молоды, сэконунг, – сказал он не без вызова, – а их с Хёгни было трое, бывалых и опытных. Только где же дренгу набираться опыта, как не в битве? Если ты решишь, что мы достойны грести на твоем корабле, то мы готовы.
Гунульф с минуту смотрел на него с блуждающей усмешечкой. Простодушная лесть Роскви была ему приятна, а по нагловатой уверенности он узнавал в молодом воине самого себя.
– Хунди, – обратился он к белокурому, – проводи этих на корабль.
– Куда посадить?
– В трюм!
Эваранди похолодел. Не помогло их красноречие, не уболтали они сэконунга! В трюме только трэлям и место, рабам на продажу.
И стоило тогда столько учиться обращению с мечом, чтобы дни и ночи проводить в душном трюме, а потом быть выставленным на невольничьем рынке? Не бывать тому!
Костя переглянулся с Валерой – тому, видать, в голову пришли те же мысли – и они стали действовать.
Бородин крутанулся, подсекая Хунди ногой.
Дренг есть дренг, хоть и неопытный, но викинг – он не упал, удержавшись в приседе, однако Валерию это было лишь в помощь. Открытая шея Хунди просто просила удара, и она его получила – Валерин локоть вырубил дренга, и тот упал ничком.
Широкое лицо белокурого еще не приложилось к земляному полу, а Бородин уже выхватил скрамасакс[51], висевший у Хунди на поясе.
– Держи! – крикнул он, перебрасывая клинок Косте.
Плющ поймал сакс за рукоятку.
Двое викингов, сидевших рядом с сэконунгом, тут же вскочили, хватаясь за мечи, но Гунульф осадил их и сделал знак ближнему из дренгов.
Молодой воин имел на вооружении саблю, вернее, кривой меч, вроде арабского скимитара. Надо полагать, никто из старших товарищей не покусился на гнутую железяку, добытую дренгом в походе.
Костя испытывал в эти мгновения отчаяние и ярость. Накидываясь на викингов, они обрекали себя на смерть. Но и сдаваться, соглашаясь на неволю…
Ну уж нет!
Два клинка сцепились с шипеньем и лязгом. Плющ бился не за очки, а за саму жизнь.
Его противник был силен и упирал именно на силу, маша скимитаром, будто колуном, со всей дури.
Один раз Костя пригнулся, и кривой меч втесался в резной столб над его головой. Чтобы вырвать клинок, увязший в дереве, дренгу хватило полсекунды, но за это время Плющ распорол ему бок, а правую руку рассек до кости.
– Роскви!
Валерка подхватил роняемый скимитар и встал спиною к столбу. Два уцелевших дренга навалились на друзей – тот, что пристал к Косте, орудовал
