— Оранжевым, — буркнул под нос Игорь и понесся вверх по лестнице, занимать место в самой верхней комнате.
Он всегда как будто стремился забраться поближе к небу. Точнее, к солнцу, луне и звездам — всему, что светит.
К десяти годам он уже отчаянно боялся темноты — плакал, когда по вечерам гасили лампу, отказывался заглядывать в чуланы и не лазил с друзьями по чердакам и подворотням. Стоило ему закрыть глаза — и казалось, что вот-вот на спину ему опустится мягкая лапа и… Дальше воображение работать отказывалось. Слишком страшно.
Он боялся потеряться, заблудиться, быть украденным. Сказка про Гензеля и Гретель, изданная отдельной тоненькой книжкой со страшноватыми для детей серо-зелеными картинками леса и пряничной избушки, была зачитана до дыр. Всегда оставлять зарубки на деревьях. Сыпать за собой пряничные крошки. Обязательно говорить отцу или матери, куда и зачем идешь.
— Да что ж тебя родители так запугали-то? — причитала бабушка, глядя, как ребенок вместо того, чтобы гонять по всему пригороду с соседскими сорванцами, шатается по маленькому двору. — Вот я в твои годы знаешь, куда гулять уходила…
Игорь в ответ щурился, молчал и кусал губы.
Уж он-то знал, что родители тут были ни при чем. Во всем виновата была полярная ночь.
Осенью, когда Игорь учился в третьем классе, в школе объявили карантин из-за эпидемии какого-то особенно лютого вируса, и отец взял его с собой в отпуск, «к старикам». Стариками назывались прабабушка и прадедушка, жившие далеко на севере. Сначала летели до Красноярска — в памяти у Игоря сохранилась только смешная самолетная еда: джем, мед и масло в маленьких коробочках. Потом пересели на маленький самолет — «по знакомству», как сказал отец, у него школьный друг занимал какую-то высокую должность в грузовых авиаперевозках по краю.
Вот тут Игорь немножечко понял, что имела в виду мама, которая шипела ночью на кухне: «Сам езжай, куда хочешь, но ребенка с собой тащить не дам! Он же там натерпится!» От воздушной болтанки, от посадок и взлетов, от бесконечно тянущейся воздушной дороги ему к вечеру стало так плохо, что хоть кричи. Тошнило, крутило живот, болела голова. И — главное — не было никакой самолетной еды, чтобы хоть немного скрасить горькую путевую пилюлю.
Зато, когда они наконец прилетели в Хатангу, Игорь понял, что все мучения стоили этого. Потому что они приземлились в сказку. Над полем маленького аэропорта, над поселком — да и над всем горизонтом окрест — трепыхалось зелено-золотистое огненное полотнище. Он стоял, запрокинув голову, не мог прийти в себя от восторга и просто не понимал, как взрослые могут спокойно ходить, разговаривать и тянуть его куда-то за руку, когда в небе происходит такое чудо.
Потом прабабушка — маленькая, будто игрушечная, почти не встающая с постели и разговаривающая шепотом — рассказала ему все сказки про «белую волну», которые знала. Прадед был русским, а сама она — младшая дочь долганского шамана. Именно из ее шелестящих тихих рассказов, поведанных будто не обычным человеческим языком, а в песнях сверчков, шорохе крыльев ночных бабочек и треске пламени, Игорь узнал тогда про зов предков и белого моржа.
Но сияние приходило не каждый день. Когда его не было, Хатанга вечерами была похожа на мертвый город. Фонари горели только на перекрестках центральных улиц, огни квартир тонули за мутными стеклами, на окраинах выли собаки. Окна у стариков смотрели не на улицу, а на пустырь, за которым пара маленьких частных домишек — и тундра. И темнота.
Там, в Хатанге, сосед подарил Игорю щенка. Не спросив разрешения у прадедушки или отца, он поймал мальчика во дворе и сунул в руки круглого мехового зверя. Это был щенок хаски, с толстыми щеками, тяжелыми лапами и теплыми ушами — будто специально созданными для того, чтобы прижиматься к ним щекой. Игорь опустил его на землю, и щенок начал бегать вокруг, ластиться и смешно, басовито тявкать. Мечта ребенка, как она есть.
Сначала Игорь радовался подарку, но потом стал думать, как привести его домой. У отца — аллергия на шерсть, и дома, в Петербурге, сроду не водилось домашних животных. Но расстаться со щенком было выше сил, и он придумал, казалось бы, отличный план: гулять до самой ночи, а позже прийти домой с повинной и с собакой — не погонят же их за порог в темноту, так ведь?!
Первая часть плана удалась на ура.
Они бродили вокруг дома где-то до четырех вечера, потом Игорь решил прогуляться на пустырь и вернуться — кругом стало уже совсем темно.
Когда дошли до пустыря, щенок сначала терся о ноги мальчика, а потом стал бегать кругами. Игорь раздумывал, не найти ли какую-нибудь палку и не кинуть ли ему… Но уже было слишком темно.
В том-то и дело. Слишком.
Много лет подряд Игорь не спал ночами, размышляя, что именно тогда произошло: щенок испугался, или услышал чужих собак, или пресловутый голос предков… Он коротко тявкнул и убежал в темноту. Игорь бежал следом, звал его — «хаски, хаски!» — даже имени так и не успел придумать. В итоге бродил по пустырю до ночи, отец его искал, нашел, привел домой и отшлепал.
