Видгар знает. И тоже играет, кажется, получая от игры немалое удовольствие.
— Все идет к тому, что мне придется убить этого человека. Таких врагов оставлять себе дороже, но и это убийство, Ийлэ, должно выглядеть оправданным. Я не знаю, как именно он подстраховался, но такие, как он, всегда ждут удара. И поэтому я должен быть уверен, что его смерть никак вас не заденет. Ясно?
Нет. Но Ийлэ готова солгать, если ему так будет спокойней. Он ведь собирается убить, а убийство требует спокойствия.
— Поэтому, милая, потерпи немного, ладно?
Потерпит.
— И пожалуйста, — Райдо коснулся щеки, — что бы ни случилось, не выходи… ты знаешь дом. Ты слышишь его. Ты поймешь, если вдруг начнется что-то и вправду серьезное…
— Пожар?
Дом боится огня. И одно это слово отзывается в нем болезненной судорогой.
— Пожар, — соглашается Райдо. — Наводнение. Ураган. Не знаю! Главное, что если опасность будет настоящей, тогда уходи. Не раньше. И я буду рядом. Веришь?
Уже да. Если кому здесь и можно верить, то Райдо.
— Вот и хорошо. — Он осторожно поцеловал в висок. — Вот увидишь, все у нас получится…
…и страхов станет меньше. Потом, когда Райдо убьет того, кто и вправду виновен в смерти родителей. Но почему-то сейчас мысль о мести, даже не мести, но справедливости — а смерть за смерть более чем справедливо, — не вызывала у Ийлэ радости.
— Нат должен был оставить корзину. Еда там, вода… пеленки опять же. Всякое такое, что может пригодиться. И не бойся, ладно? Постарайся не бояться. Страх лишает способности думать. А ты умная девочка. Ты у меня очень умная и очень храбрая девочка…
— Утешаешь?
— Пытаюсь. Не получается, да?
— Не очень, — признала Ийлэ. — Но мы справимся.
Потому что иначе быть не может.
То, что предстояло сделать, Нату не нравилось.
Придется лгать. Не то чтобы смущал сам факт лжи, но… а если не поверят? Нат лгать не любил и не умел.
— А если не получится? — Он сунул пальцы в рот, отогревая.
Весна весной, но холода еще стояли.
— Чему тут не получаться-то? Сиди себе. Смотри. И дальше по обстоятельствам, — пожал плечами Гарм. — Одна беда, жопу не отморозь.
Просто у него выходит… сиди, смотри. Нат сидит вот, смотрит. Старается, только как-то в последнее время старания его боком выходят.
— Что, с девчонкой поссорился? — Гарм вот выглядел удручающе довольным жизнью. И пирожок очередной жевал, судя по запаху — с грибами. Нат тоже от пирожка не отказался бы, но ему не предлагали. А сам просить он не станет. Гордый. Пусть и замерзший, но все равно гордый.
И обиженный.
Нет, он не совсем, чтобы обижен. Обижаются дети, а Нат взрослый. И разве просил о многом? Просто поверить ему.
Не имеет он права рассказать Нире все. Пока. А она уперлась: мол, что это он ей не доверяет… и из-за ее семьи, наверное… и если так, то не надо было на ней жениться, все равно эта женитьба — видимость одна. Ему не жена нужна, а нянька, которая будет разбитый нос вытирать и рубашки штопать.
Ну да, рубашки рвались.
Нат ведь не специально! Он и надевал на тренировки те, которые поплоше, а они все равно страдали… и Нира штопала.
Горничные есть. Нат ей говорил. А она ответила, что ей самой хочется… хотелось… и перехотелось, наверное. Устала штопать. И нос вытирать тоже устала.
И вообще права, потому что в семейной жизни от Ната никакой пользы нет, расстройство одно. А еще Гарму пирожок с собой дали, а Нира и проводить не вышла. Злится. И от этой злости Нату страшно, потому как вдруг она решит уйти? Вернется к семье… или просто уедет в другой город. Нат, конечно, поедет следом, потому что невозможно ее одну оставить, без всякого присмотра, но…
— Опять много думаешь, — сделал собственный вывод Гарм. И пирожок недоеденный протянул. А Нат взял, здраво рассудив, что лучше он на сытый желудок пострадает. Тем более что позавтракать он не успел. А обеда и вовсе не предвидится.
— Она говорит, что я ей не доверяю до конца. — Пирожок оказался до отвращения маленьким, на один зуб, и после него голод ощущался острее.
— А ты?
— Я доверяю.
