того и гляди, станет их столько, что и не управиться.
— Ты знаешь, что делать. — Гарм больше не ворчал и выглядел немного иначе, чем обычно.
Более серьезный? Сосредоточенный.
— Только на рожон не лезь, ладно?
— Не буду, — пообещал Нат, чувствуя неприятный холодок.
— И себя побереги… шкуру… шкура-то…
Гарм не договорил. Он менял облик медленно, кажется, с трудом. И зверь, вставший на опушке леса, долго пытался отдышаться, он кашлял, а из раззявленной пасти текла слюна.
Огромный.
Черный.
Жуткий, наверное… будь Нат человеком, испугался бы. Правда, он человеком не был и, спешившись, стянул рубашку. Подумалось, что запасную он как раз-то не взял и теперь придется так возвращаться, но с другой стороны, можно и не возвращаться. Следом пойти. Нат темной масти, незаметной…
Гарм оскалился. Нет, мыслей читать он не умел, но успел неплохо Ната изучить.
— Да я просто…
Зверь коротко рявкнул.
— Ладно, ладно… буду сидеть тихо. Смотреть и по обстоятельствам.
Зверь потянул носом — огоньки приближались, а ветер донес острый будоражащий запах людей…
— Слушай, а можно я твою куртку возьму? А то ведь околею, простыну, Райдо ругаться будет…
И Нира огорчится. Хотя… если огорчится, то простыть стоит? И глядишь, огорчившись, простит? Мама, когда Нат заболевал, ему все-все прощала и еще варила куриный бульон с луком и морковкой.
Бульон был вкусным.
Нат бросил рубашку. Клацнули челюсти, и на землю полетел тряпичный ком.
— Погоди. — Нат спешился. — Кровь же…
Флягу со свиной кровью Гарм держал при седле. Запахло резко, сладко, и запах этот породил судорогу, живое железо рвануло.
Лес.
Дым.
Кровь.
Охота, которая совсем рядом. И Нат достаточно здоров, чтобы пройти по следу, тем паче что след этот будет широк.
Он сглотнул слюну и отвернулся.
Люди идут к дому. Люди собираются убить Райдо. И самого Ната. И разве не справедливо, если Нат тоже убьет? Смерть за смерть. Кровь за кровь. Он заставил себя дышать и руку сунул в рот, прокусил. Стало легче. Не безумие, но просто Нат давно не выходил на охоту. А это тоже неправильно. Ничего. Когда все это закончится… а ведь закончится когда-нибудь, верно? Пока же стоит думать о чем-нибудь хорошем.
О доме.
О Нире.
…мудрой Нира себя не ощущала. Вот ни на мгновение.
Скорее дурочкой.
Истеричной слезливой дурочкой, которая, вместо того чтобы выслушать, наорала, а теперь Нат уехал и, когда вернется, не сказал. И вернется ли вовсе.
Наверное, уже жалеет, что с нею связался…
…и про рубашки эти…
…ерунда какая… ей не тяжело зашивать, хотя там шить уже нечего, латка на латке стоит, и кажется, что эти рубашки сами состоят из лоскутов. Но не рубашек жаль, а Ната, которому приходится нелегко…
Нира всхлипнула и решительно вытерла слезы: они никогда и никому еще не помогали. Что делать? Мириться. И выяснить наконец, что происходит. Нет, Нира крепко подозревала, что желания эти ее взаимоисключающи, но хотелось всего и сразу.
Еще плакать.
Но Нира с собой справилась. Умылась. Поглядела в зеркало и поспешно отвернулась, до того она была нелепа, некрасива даже, с бледной кожей, с носом покрасневшим и глазами заплаканными. И как это у Мирры получается оставаться красавицей даже в слезах?
Вспомнив о сестре, Нира тряхнула головой. В ней дело. И в матушке с ее стремлениями заполучить усадьбу, и в отце, который слишком слаб, чтобы ей
