— Мы продадим все…
— Ты, — поправил Райдо. — Продашь. И все — это слишком много.
— Я не хочу…
Как ему объяснить, что ей не нужно ничего? То есть нужно, но отнюдь не то, что лежало в черном саквояже. Из-за него, из-за саквояжа, отец погиб. Мама. Ийлэ сама, та прежняя, тоже умерла. Новая на нее похожа. Наверное. Но все одно — другая.
— Ийлэ, не спеши. — Он был рядом, и Ийлэ была благодарна ему за близость, за то, что он, уставший, все равно возится с нею. — Это очень ценные вещи… Корона заплатит, конечно, но не в ущерб себе.
Это Ийлэ понимала.
— Я не могу смотреть на них…
— Ты не можешь, но Броннуин сможет. Это и ее наследство тоже. И других наших детей…
— Каких детей?
— Тех, которые у нас когда-нибудь появятся.
— А если… нет?
— Если нет, то появятся внуки. От Броннуин. И они спросят: где, дорогая бабушка, семейные реликвии? — Он произнес это так серьезно, что сердце екнуло. — Отдай им… пусть составляют свои списки. Утром поторгуемся. Они поймут. И настаивать не будут, потому что история эта грязная весьма… и слишком многие в курсе дела, чтобы просто ее замять. Поэтому будут дружить… и еще потому, что ты им нужна.
Ийлэ кивнула.
— Прежде чем что-то подписывать, дашь бумаги мне. Я не хочу, чтобы моя жена работала на износ.
— Даже если от этого зависит чья-то жизнь?
— Да. — Райдо был совершенно спокоен. — Я эгоист жуткий. И меня заботит прежде всего наша жизнь. Твоя вот. Броннуин…
— Тех детей, которые будут?
— Да.
Странно было думать о детях… будут ли? Наверное. Или нет? После всего, что с ней случилось… лес не спасет больное дерево.
— Я имя даже придумал. Если мальчик, то Лиулфр… ну или Варг… Варг — это значит волк. Сильное имя, а девочка — Кримхильд. Я говорил, да?
Говорил, но Ийлэ слушала бы еще и еще. Пусть говорит. А он, как назло, замолчал.
— Все в порядке? — Райдо гладил ее по плечам, и дрожь уходила. — Я не знал, что Гарм… я бы не пустил на порог. Веришь?
— Верю.
— Хорошо. Мне страшно, что ты могла бы не поверить…
— Тебе?
— Мне.
— Я… — Она вдруг поняла, что ему поверит, даже если он сейчас скажет, что эта раздобревшая луна и впрямь камень, или каравай, или еще что-то, столь же нелепое, невозможное.
Она поверит, если он предложит забраться на небо по веревочной лестнице из дождя.
Или поймать луну-камень на крючок в ближайшей луже…
И будет стоять рядом, пока он вьет эту веревку или крючок забрасывает, будет подкармливать луну или тянуть из облаков пряжу, лишь бы вместе. Рядом.
— Я, кажется, тебя люблю.
— Точно любишь, — согласился Райдо и поцеловал в шею. — Мне нужно, чтобы точно.
— Не знаю. Я раньше никого не любила, поэтому…
— И хорошо, что не любила. Тогда ты будешь любить только меня.
Это прозвучало почти требованием.
— Буду. — Ийлэ готова была дать это обещание, потому что оно не обещание даже — данность.
— До самой смерти?
— И после нее тоже, — она оперлась на него, — наверное.
— Экая ты… неконкретная. — Тихий смешок на ухо. — С другой стороны, честная… и видишь, эти треклятые яблони расцвели все же. Я дождался… мы дождались.
Ветер принес горсть бело-розовых лепестков, от которых отчетливо пахло зефиром.
