Мертвым больно не бывает, иначе какой прок от смерти?
Райдо лежит. Он не сразу понял, что именно лежит, потому как тело свое по-прежнему ощущал плохо. Но все равно обрадовался: все-таки даже лежачая жизнь была лучше смерти.
Тем более лепестки клятые…
…не оставляли…
— Ему не становится лучше…
Ложь.
Становится. Вот, например, сейчас к Райдо слух вернулся. Частично, потому как ответа он не услышал и вообще ничего, помимо этого обрывка фразы. Но ведь и это много?
Возвращался не только слух.
Зрение.
Свет пробивался сквозь сомкнутые веки, иногда яркий, иногда тусклый. И Райдо пытался глаза открыть, но был слишком слаб.
Запахи.
Кислый, болезни. Сладкий — мяса. Женский, цветочный… хищный мужской… Райдо помнил, что эти запахи принадлежали тем, кого он знал, но имена ускользали.
Кроме одного.
Ийлэ.
Мягкое. Как вода. И сладкое, как вода… да, он ей так и говорил. Или не говорил, но только думал? Запуталось все, смешалось… но ничего, Райдо разберется. Встанет и разберется.
Когда встанет?
А когда-нибудь… кровать ведь жесткая. Он лежит, лежит и всю спину уже отлежал. В эту спину впиваются крошки… какая скотина ела в кровати больного?
Раздражают.
И еще одеяло, которое натягивают по самый нос. Одеяло толстое, пуховое, под ним жарко, а ведь в комнате еще и топят… проветрили бы хотя бы раз.
Надо вставать, а то ведь уморят этой заботой.
Надо.
Или хотя бы глаза открыть.
Райдо постарается… вот сейчас и постарается…
У него почти получилось.
Просто сил нет…
— Райдо…
Зовут.
А только отдохнуть собрался. Он вообще болеет… и какого хрыся больного человека сна лишают? Сон для больных очень полезен… а они тут зовут… и вновь кормят.
Бульончик?
Бульончик — это хорошо… но без соли и без приправ… нет, с хорошим Райдо поспешил. Мерзость, но эту мерзость он послушно глотает, потому как силы нужны. Нет, смех кому сказать, чтобы он, Райдо из рода Мягкого Олова, был слабее новорожденного щенка…
А глаза он откроет.
Завтра.
Или уже сегодня? Время летит. А под одеялом жарко… слишком жарко… скинуть бы его… и пальцы шевелятся. Или ему только показалось? Шевелятся… точно шевелятся… а если пальцы, то и глаза… свинцовые… оловянные веки, точно, тяжеленные, как щит родовой.
Свет пробивается.
И Райдо жмурится. Стискивает зубы.
Открывает глаза.
А зря… свет яркий… у самого окна положили, хрысь их задери! Солнце слепит. И Райдо жмурится, кажется, слезы текут. Ну вот, не хватало разреветься…
— Живой, — говорят ему.
Живой, соглашается Райдо. Он это слово потом произнесет, когда наново научится говорить.
