сдался и позволил себе умереть в судорогах, если бы не новый голос, внезапно возникший у него в голове. Он называл этот голос просто – «Девочка». Она называла его «Невольником». Похоже, ей удалось пробиться сквозь Шлем, потому что она была моложе других голосов и появилась на более позднем диапазоне волн. Сначала Девочка была очень юна. Ее бодрое щебетание стало для Мордиона чем-то вроде спасательного круга. И она принесла с собой новое ви?дение – в сущности, новую надежду. Ее крайне возмущала жизнь, которую он вел.
– Почему ты не сбежишь? – спрашивала она.
Мордион задумался, почему ему самому такое не пришло в голову. Наверное, из-за Шлемов. Он начал размышлять о том, как обрести свободу. Он стал попросту одержим идеей обретения свободы. Само собой, он поделился этим с Катионом, Белли и Кессальтой.
Катион в ту же ночь перелез через стену. Его принесли назад, чудовищно искалеченного. Вместе с ним пришел и Правитель № 1.
– Вот что бывает, – сказал он, улыбаясь и теребя бороду, – с непослушными детьми, которые пытаются сбежать. Так что даже и не помышляйте об этом.
Катион умер два дня спустя. Мордион винил себя и в этом тоже. Больше никто не пытался бежать, но месяц спустя Белли повесилась на трубе в ванной комнате. Правитель № 1 обвинял в этом Мордиона и Кессальту, чего они и ожидали. Еще одно звено в цепочке бедствий.
Девочка убеждала Невольника не терять надежды. Она не сомневалась: когда-нибудь он будет свободен. Мордион же переживал, что поверил ей однажды. После этого его неволя стала еще тяжелее, а несчастье – еще больше. Он попытался заглушить голос сознания, но вместо этого напоролся на очередной ледяной шип. Виерран. Когда он пришел в тот подвал за одеждой, ожидая увидеть всего лишь робота, а вместо робота обнаружил там Виерран, то сразу обратил внимание на то, как она разговаривает. Что-то особенное было в ее энергии, в том, как она общается. Мордион почувствовал в этом что-то знакомое. Он почти сразу решил, что Виерран – его Девочка. Ему очень хотелось спросить ее об этом. Несколько раз он даже начинал спрашивать, но так и не осмелился. Если бы он спросил и это оказалось бы ошибкой, то Виерран наверняка бы с отвращением отвернулась от него, как все остальные в Доме Равновесия. Мордион знал, почему его избегали: что бы ни думали Правители, убийства, совершавшиеся Слугой по их приказу, были тут ни при чем. Настоящая причина была в другом: люди подозревали – и вполне справедливо, – что обучение превратило его в безумца. В конце концов, на это оно и было направлено. Мордион не вынес бы, если бы Виерран сочла его безумцем, а ведь она вполне могла так подумать, проболтайся он о голосах.
– Я больше не хочу ничего знать! – сказал он.
– Отчасти я понимаю, что ты чувствуешь, – признался Баннус, теперь принявший форму усеянной звездами урны. – Я – то, что люди Земли именуют киборгом. Я был создан примерно четыре тысячи лет назад из полуживых мозгов умершей Пятерки Правителей. Пять различных образцов мозга – не так-то просто их скоординировать и приспособить друг к другу. Соединение их между собой, а потом соединение частей человека с машиной вызвали у меня почти такую же боль, как та, что ты сейчас испытываешь. Пусть тебя приободрит мысль о том, что я это пережил и не сошел с ума. Потом, как и ты, я провел много времени в подавленном состоянии, когда мне разрешалось работать только охранником. Судя по моим ощущениям, тебя, наверное, просто разрывало от ярости.
– Да, – подтвердил Мордион. – Хуже всего, что меня заставляли быть таким почтительным.
– Странно, что ты выделил именно это! – удивился Баннус.
– Думаешь, легко, если тебя тошнит всякий раз, когда хочешь над кем-то посмеяться? – фыркнул Мордион.
– Понимаю, – согласился Баннус. – Подозреваю, что ты мне не веришь, но я говорю правду. Я веками обещал себе эту шутку, которую сейчас разыгрываю. Иначе я позволил бы себе сгнить на корню. Опять-таки, подобно тебе, я все еще в крайне подавленном состоянии. Тебя против воли удерживают в поле моих действий. Меня держит в осаде – и манипулирует мною! – Лес.
– Лес? – Мордион и вправду был изумлен.
– Лес! – повторил Баннус. – Лес держит меня в своем поле. До какой-то степени Лес сам находится в моем поле. Меня поместили в Лес, и с течением веков наши поля начали смешиваться. Возможно, я повлиял на то, чтобы этот Лес стал оживленнее многих других, но факт остается фактом: я в его власти.
– Не понимаю, – признался Мордион.
– Лес, – продолжил объяснять Баннус, – является, как и все прочие леса в этой стране, а может, и леса по всей Земле, частью Великого Леса, некогда покрывавшего всю эту территорию. Если его слегка к этому подтолкнуть, Лес образует свое тета-пространство и снова становится Великим Лесом. Спроси любого землянина. Каждый здешний житель расскажет тебе историю, как ему доводилось блуждать в трех соснах. Он мог слышать шум машин на дороге, но самой дороги не было, а звуки за его спиной издавал огромный зверь, ползущий через мелколесье. Это и есть Великий Лес. Тебе легче справиться с Лесом, чем мне, потому что он волшебный.
– Можешь ли ты хоть немного им управлять? – поинтересовался Мордион.
В мелодичном голосе Баннуса послышалась самая настоящая горечь.
– Я могу только идти с ним на компромисс. Это просто смешно. Я, способный получать информацию со всей Галактики, не могу наладить общение с Лесом. Он безмолвен, но его воля почти так же сильна, как твоя. Мне оставалось только усваивать – методом проб и ошибок, – что он позволит мне, а что нет. Бо?льшая часть происходящего здесь, включая твой нынешний облик, – следствие желаний Леса.
