– Слава богу! – с чувством произнес Чел. – Я не знаю, что с этим глазом случилось, но я боялся, как бы не ослепнуть. Разве из одноглазого выйдет хороший воин?
– А почему ты хочешь стать воином? – спросила Энн. – Владей я искусством магии так же, как ты, я бы ни о чем другом и не помышляла.
Чел отмахнулся от разговора о магии как от чего-то будничного.
– Мне нужно будет убить этих Правителей для Мордиона, когда я стану взрослым, – объяснил он.
– Но ты можешь запросто сделать это с помощью магии, – заметила девочка.
Чел нахмурился и дернул щекой так, что его высокие скулы обозначились еще отчетливее. Не отрывая взгляда от ползущей по ветке мокрицы, он проговорил:
– Это вряд ли. Мне кажется, Мордион прав: использование магии для убийства может обернуться против тебя самого. Когда я занимаюсь магией, то чувствую, что все это может сработать против меня, если я сотворю что-то такое. Мне же нужно помочь Мордиону, сделать все правильно и освободить его. А то вдруг запрет Правителей сменится чем-то еще похуже.
Энн вздохнула:
– А как Мордион?
– Он меня беспокоит, – признался мальчик. – Потому-то я и хотел с тобой поговорить. Теперь я даже не решаюсь читать его мысли.
Девочка вздохнула опять.
– Этому свойству я тоже завидую.
– Зато ты можешь определять чувства людей. Это так же… нет, это даже лучше! – возразил Чел. – Тебе не нужно проникать внутрь и… но я не собираюсь делать это снова после того, что было прошлой ночью.
– Ты о чем? – спросила Энн.
– Ну, ты же знаешь, Ям любит порассуждать о том, какой Мордион ленивый, – ответил Чел. – Потому что Мордион уходит и где-то сидит, и его часами не дозовешься. Сама понимаешь, Ям все-таки машина. Когда мы в прошлый раз искали Мордиона, то нашли его на тех по-настоящему высоких скалах у реки – это вниз по течению, если идти со стороны дома, – и выглядел он ужасающе. А еще ужаснее было, когда он попытался мне улыбнуться, чтобы убедить меня, что все в порядке. Тут я сделал глубокий вдох. Сама понимаешь, надо набраться мужества, когда хочешь говорить с Мордионом о чем-то личном…
– Вот и мне тоже!.. Никогда у меня не получается говорить с Мордионом о личном, пока я не рассержусь! – воскликнула Энн.
А себе призналась в том, что только гнев позволял ей забыть о той скорлупе боли, в которую был заточен Мордион.
– Бывает, мне тоже хочется его хорошенько встряхнуть, – поддержал девочку Чел, не вполне понимая, о чем идет речь. – Но в тот раз было иначе. Я глубоко вдохнул и прямо спросил его, что случилось.
– И что он? Выбросил тебя во внешнюю тьму?
– Ну… почти, – ответил Чел. – Только это сделал я. Я подумал, что он не станет мне отвечать, и тогда я решил заглянуть в его мысли. И… – мальчик согнул палец и щелчком сбросил мокрицу в воду, – оказалось, что… Можешь себе представить такую темноту, которая как будто рычит, и ты можешь ее видеть, и темнота такая, как самый ужасный порез или царапина, которая когда-либо у тебя была, так что ты еще и чувствуешь темноту, и от этого очень- очень больно? Тогда так и было, причем темнота была огромной. Пришлось мне сразу же прекратить. И я уже почти ушел, но тут заговорил Мордион. Вот что он сказал: «Чел, я абсолютное зло. Я думал о том, чтобы броситься с этой скалы в поток». И тогда я сделал еще один глубокий вдох и спросил его – почему. Это было ужасно, я… я как будто должен был его спросить. И он ответил: «Только Великому Равновесию известно почему». Как по-твоему, Энн, что он хотел этим сказать?
– Я не знаю.
Энн слегка вздрогнула, а перед ее мысленным взором проплыл голубой логотип, изображенный на ржавеющем белом фургоне.
– Может, это как-то связано с запретом? – предположила она.
– Да. Значит, ты понимаешь, почему я должен положить конец этому запрету, – подтвердил Чел. – Но конечно же, я не мог сказать ему об этом тогда. Сам-то он и словом не обмолвился ни о запрете, ни о том, что создал меня, чтобы я покончил с этим запретом. Что-то мне подсказывало, что он и вправду спрыгнул бы со скалы, скажи я ему об этом прямо тогда.
– Так что же ты сделал? – спросила Энн.
Чел ухмыльнулся:
– Я схитрил. Повел себя как последний эгоист и нахальный ребенок. Стал хныкать – даже всхлипывать, – говорил, что он не может оставить меня в лесу одного, да еще и с его трупом. В общем, хныкал и хныкал. – Чел заерзал на ветке, явно пристыженный. – Я испугался. Почувствовал себя эгоистом. И это сработало. Но мне стало стыдно. Мордион слез со скалы и сказал, что это он эгоист. Он сказал, что я – единственное хорошее, что ему позволила сотворить судьба.
– Он и мне говорил что-то подобное, – припомнила Энн. – Но, Чел, ты только представь, что было бы, не окажись ты там вовремя!
