Что говорить: мы были очень похожи, но между нами существовало одно принципиальное различие. Мне не хватало Мамочкиной веры, во мне ее было маловато. Она об этом знала. Знала и прощала. Но, размышляла я, потягивая бузинную настойку и выискивая в небе спутники, она же сама учила, что верований в мире столько, сколько звезд на небе. А звездам, я знала, нет числа.
8
Воскресным утром ко мне зашел Билл Майерс, без формы.
— Можно я ее навещу? Побалую виноградом? — спросил он.
— Не стоило даже спрашивать, — сказала я. — Ей только в радость. Она лежит в двенадцатой палате. А виноград предпочитает черный.
— Значит, в двенадцатой?
— Какое это имеет значение?
— Да никакого, — промолвил он и отвернулся. — Никакого. — А я подумала: зачем же он врет?
Перед его уходом я спросила:
— Что будет с теми уродами, которые ее избили?
— Их здесь никто не знает, — печально улыбнулся Майерс. — Они, похоже, не местные.
— Конечно нет. Их кто-то надоумил, и даже понятно из-за чего. Найти их явно не составит труда.
Тон Майерса вдруг изменился. Послышались стальные нотки.
— Осока, не вороши ты это дело.
— Но разве честно, если они останутся безнаказанными?
— Как только тронешь, вскроются и другие вещи, а тебе оно, поверь, не нужно.
Он явно предупреждал меня об опасности, а я не знала, как реагировать.
Тут Билл смягчился:
— Понимаешь, есть вещи, которые можно делать в открытую, а есть такие, что только из-под полы.
— То есть ты с ними все-таки разберешься?
— Ну, мне пора. Я загляну к Мамочке, когда поеду в Лестер.
Я посмотрела из окна, как полицейский размашисто шагает по саду. У калитки он столкнулся с Джудит, придержал для нее дверцу. Они обменялись парой слов, Джудит даже над чем-то посмеялась.
Я пересказала Джудит беседу с Майерсом. Спросила, что она думает.
— Он прав, — ответила Джудит. — Оставь пока. Сейчас не время.
Затем на полуразвалившемся фургоне подъехал хиппи. Я уже знала, что его зовут Чез Девани. По треску ручника я сразу сообразила, что это он, — явился наполнять помятые молочные бидоны водой из нашей колонки, ведь Мамочка ему позволила. Он лихо выпрыгнул из кабины драндулета и тут же заприметил меня. На нем была все та же потертая кожаная куртка, только теперь на голое тело. Да кем он себя мнит, черт подери?
— Всё путем? — крикнул он. — Я про воду.
«Путем»? Хотела бы я, чтобы все было путем.
— Пожалуйста, — усмехнулась я.
Но не успел он приступить, как из дому высунулась любопытная Джудит. По-свойски взяв меня под руку, она спросила:
— Кто это?
Затем облизнула губы, и губы заблестели от розовой помады, которую она, готова поспорить, нанесла всего секундой раньше. Глаза ее тоже заблестели, но только из-за Чеза. А этот, хорош гусь, перестал качать и вальяжно облокотился о колонку. Я рассердилась. Хотела сказать им, что сейчас не время для подобной канители: ведь Мамочка в больнице. Не время строить глазки и надувать губки, не время расплываться в глупейших улыбочках, забывать о том, что ты качаешь воду, и уж точно не время шляться в кожаной куртке на голое тело. Но вместо этого я почему-то произнесла:
— Чез, это Джудит. По-моему, она, как и ты, немножко хиппи.
Он осмотрел ее с ног до головы.
— Вы ведь учительница?
— Не обращайте внимания на ее болтовню. Она хиппи от снежного человека не отличит.
— Я видел вас в школе. Хочу туда малыша отдать.
— Во-о-от значит как, — бесцеремонно протянула Джудит, поставив нас обеих в идиотское положение. — Так вы не против традиционного
