Доктор снова обрел уверенность: «Успокойтесь! Мы найдем этого человека и прольем свет на эту историю! Хозяин наверняка знает, какую фирму тот представляет».
Хозяин этого не зшп; коммивояжер останавливался у него в первый раз и уже на следующее утро уехал, пожаловавшись, что здесь дела не сделаешь. Но какой-нибудь торговец галантерейным товаром должен был, вероятно, вспомнить его визит. Правда, в тот день лавки не работали — было воскресенье, но на следующее же утро я решил заняться расспросами.
Как говорят, в каждом большом несчастье всегда можно найти хоть какое-то утешение. Так и здесь: передо мной стояла конкретная задача, и это вселяло в меня определенную уверенность. Как только на меня наваливались мрачные мысли и подступал холодный ужас, я говорил себе: «Ты должен найти этого Морица Кона!» Впрочем, несмотря на это, ночь, последовавшую за этим днем, я буду помнить всю жизнь.
В понедельник утром я отправился по галантерейным лавкам. Познанские торговцы этим товаром были, вероятно, удивлены, когда я появлялся перед ними и принимался торопливо и сбивчиво расспрашивать, какую фирму представлял некто Мориц Кон, посетивший их в пятницу. Однако ответа на этот вопрос я не получил нигде, потому что, видимо, ни от одного из них Кон не получил заказа. Некоторые вообще не помнили об этом визите — мало ли разъезжает коммивояжеров, — другие сразу отказались от его услуг. А когда я спрашивал их совета, как бы я мог его найти, они, улыбаясь, пожимали плечами. «Дорогой господин, — ответил мне один из торговцев, — найти кого-то, зная только, что зовут его Мориц Кон и что он коммивояжер — это все равно, что искать иголку в стогу сена!»
Итак, вместо утешения меня постигла неудача! Однако если этого человека звали именно так, а не иначе, его можно и нужно было найти. Я поместил объявление в некоторых газетах, в котором настоятельно просил господина Морица Кона, который 9 августа 1872 года останавливался в гостинице «Отель де Прюсс» в Познани, сообщить мне свой адрес. Никакого ответа! Так же не принесла успеха публикация этого объявления в коммерческих изданиях. Тогда я решил разослать письма в многочисленные фирмы, занимавшиеся сбытом галантерейных товаров. Пришло два или три ответа, в которых говорилось, что господин Мориц Кон представляет их фирму и был в то время в восточных провинциях, возможно, и в Познани; писать ему можно по такому адресу. Но правильного среди них не было. Коварный рок, великий мастер трагикомедии, сыграл со мной на этот раз свою очередную злую шутку.
Но этот же мастер, который вверг меня в пучину несчастий, стал и моим спасителем, причем с помощью своего излюбленного средства, получившего отражение в пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Мои коллеги мне уже неоднократно нашептывали, что наш издатель ведет закулисные переговоры со своими бывшими редакторами, основавшими конкурирующую газету, и что однажды мы окажемся на улице без работы. Я на эти сигналы не реагировал, потому что издатель, возмущаясь такой постановкой вопроса, уверял меня в обратном и, возможно, потому, что мне тогда все было безразлично, за исключением Морица Кона. Однако когда это слияние все же произошло, это тем не менее было для меня ударом, учитывая, что нас самым беспардонным образом выставили за дверь и мне пришлось даже востребовать невыплаченное жалованье через адвоката. После того как я его получил, с теми немногими талерами, которые мне удалось скопить, я вернулся в Берлин.
Я прибыл туда под вечер, остановился в небольшой гостинице и сразу же отправился к своему коллеге, жившему на Потсдамской улице; может быть, у него на примете было какое-нибудь место, потому что я не мог позволить себе долго оставаться без работы. Когда я повернул на эту улицу, невдалеке остановился вагон конки, и из него выпрыгнул дородный человек с чемоданом в руке. У меня даже перехватило дух — тот же нос, те же бакенбарды — это был он! Я выкрикнул его имя, он удивленно оглянулся и смотрел на меня, не узнавая, пока я не назвал свое имя и не напомнил ему о гостинице «Отель де Прюсс». Тут он широко улыбнулся: «Так это вы, почтенная редакция? Тоже уехали из Познани? Да, в Польше делать нечего! Теперь вот разъезжаю по Берлину. Дела идут не так чтобы блестяще, но все же лучше…»
Я затащил его в подворотню ближайшего дома. «Господин Кон, — сказал я, — от того, скажете ли вы правду, зависит жизнь и рассудок человека! Вы действительно слышали тогда женский голос в моей комнате?»
Кон лукаво улыбнулся. «Скромность — дело чести», — сказал он. Но, посмотрев мне в лицо, он стал серьезным и в ответ на мою повторную просьбу сказать правду признался: «Нет! Анну — так, кажется, ее звали? — я не слышал!»
«Но откуда вы узнали, что ее звали Анна?»
«Потому что вы неожиданно выкрикнули это имя, да так, что у меня мурашки по телу побежали, а потом послышался звук падения чего-то тяжелого. Но когда я вошел к вам в комнату, ее уже не было».
«И это было единственное, что вы слышали?» «Единственное, — заверил он, — бог тому свидетель… Однако, почтенная редакция, да вы как будто плачете…» И действительно я, всхлипывая, упал на грудь коммивояжера Морица Кона.
Этим журналист закончил свой рассказ, а какими замечаниями наша компания прореагировала на эту историю, я уж, пожалуй, не буду здесь говорить.
Больше всего благоприятному исходу радовался наш славный господин профессор.
— Еще одна иллюстрация к истории возникновения подобных суеверных сказок, — веско сказал он, — и, прошу прощения, госпожа советница, — случай даже более интересный, чем ваш. Да, если каждый будет так же смело и настойчиво искать объяснение, оно найдется.
— Всегда, — повторил инженер из Базеля. — Вы правы, господин профессор. Но если бы вы могли дать мне такое заверение письменно, тогда бы я был спокоен.
