Как ни странно, слова Коли утешали и навевали покой, сонливость и странное отупение. Эмма не очень верила его словам. Тайка, конечно, боевая девчонка, но что ее ловкость против оружия пятнадцатых? Илья даже понять ничего не успел, как погиб. Два выстрела – и много красных пятен…
Эмму передернуло, она мотнула головой и посмотрела на Кольку. Тот, видимо, все понял и тут же перевел разговор:
– Хочешь еще какао? Чайник, наверное, не успел остыть. Хотя наверняка весь кипяток из него давно выхлюпали. Вон топчутся около стола мальки…
– Почему вы называете их мальками? – Эмма задала вопрос просто так, чтобы хоть немного отвлечься.
– А как их еще называть? Малышня ведь и есть малышня. Зря на них Валька орал. Странный он какой-то, бледный и нервный.
– Я сама схожу за какао, мне надо руки помыть после абрикосов. – Эмма скинула одеяло, поежилась, сунула ноги в кроссовки и, не зашнуровывая обувь, спустилась вниз.
Рядом с раковиной стоял Валёк. Тяжело опираясь руками о стол, он слегка покачивался, опустив голову.
– Подвинься, я наберу воды, – попросила его Эмма. Пустой чайник у нее в руках казался совсем легким.
Валёк оглянулся и глухо сказал:
– Что-то нехорошо мне стало.
Он был бледным, потным и каким-то странным. Глаза, окруженные темными кругами, увеличенный зрачок, заполняющий почти всю радужку.
Эмма уронила чайник и отскочила.
– Ты что, заболел? – почти прокричала она.
Валёк мотнул головой и пробормотал:
– Я не знаю… нет, наверное…
Эмма кинулась к спальне, но на пороге уже стоял Колька. Он бегом приблизился к Вальку, обнял его за плечи и твердо сказал:
– Пошли, я помогу тебе лечь. Обопрись на меня. Если хочешь, и кофе тебе принесу или воды.
– Нет, не надо… тошнит меня что-то…
– Пойдем, я устрою тебя на постели. Эм, где там твои пилюли? Тащи сюда, быстро!
Валька закрыли в спальне. Коля запретил Нитке оставаться там, велел перебраться в комнату к Кате.
– Это временно. Лекарства у нас есть, так что завтра Валёк будет здоров. Ладно, Нитк, не смотри на меня так. Забирай вещи, что тебе нужны, и уходи отсюда.
Нитка молча прошла вглубь спальни, села на вторую кровать – у них стояли две кровати, – и Эмма услышала, как она твердо произнесла:
– Я останусь тут. Вдруг Вальку понадобится помощь?
– Ну, как хочешь. Только выпей таблеток на всякий случай.
Эмма тоже выпила и антивирусные, и иммуномодуляторы. Во рту стало горько, и к горлу подкатила тошнота. Теперь заболел один из них. И как быстро распространился вирус! Вчера только пришел к ним Крендель, а сегодня уже слег Валёк. Что же будет дальше? Хоть бы лекарства помогли, они же должны помогать!
Нет в мире такого вируса, против которого не работали бы антивирусники. Можно принять двойную дозу, Вальку Коля скормил сразу две таблетки. Маша раздала таблетки младшим и даже умудрилась уговорить Катю выпить чаю и принять пилюли.
Эмма, забравшись с ногами на кровать, тихо раскачивалась и глупо пялилась на собственные ноги в серых махровых носках. Новеньких, мякеньких. Рядом с кроватью стоял рюкзак: Эмма так и не разобрала его. До отказа набитый вещами, он казался круглым и пузатым. На квадратном мониторчике высвечивалось время, имя Эммы и программка для кода.
Вдруг Эмма вздрогнула. В общей комнате кто-то из мальков прочитал стишок:
Илья любил рассказывать этот стишок. Странный и бессмысленный. «Буду резать, буду бить. Выбирай, кому водить».
А кому теперь водить-то? Разве это игра? Это не игра, это какой-то глюк. Бессмысленный глюк.
Колька, расстроенный, вернулся в спальню и опустился на матрас. Он уже не утешал и не обещал, что все будет хорошо. Молча встряхнул свое одеяло, молча снял кроссовки, носки и плюхнулся на матрас.
– Коля, помнишь ту дверь, закрытую? Вы, когда меня выводили, попали в тот коридорчик. Ну, где флешка у Феди сгорела?
– Помню, – коротко ответил Коля, перевернулся на спину и посмотрел на Эмму.
– Давай завтра откроем ее. Вдруг это выход? Вдруг там есть челноки, и мы сможем убраться на Землю?
– Давай откроем. – Колька вздохнул, после сказал: – Устал я. Давай спать, что ли…
Эмма собрала волосы, заплела в косу и, взяв пижаму, вышла. Переодевалась она в ванной, неудобно было при Коле стоять в трусах. Торопливо натягивая на себя штаны, она оглядывала белые стены и чувствовала, что тоска давит на грудь так, что и вздохнуть невозможно.
