За тортом ни с того ни с сего – стала выстраиваться очередь.
Очередь была необычной: впереди всех успевали встать местные бомжары Толян и Никодимыч. Вслед за ними пристраивались ничего не понимавшие в новых кондитерских изделиях, но страшно любопытные бабки.
Последним прибегал человек эзотерический: Варсонофий.
«Глубоко эзотерическим», Варсик прозвал себя сам. И Валена такому определению была рада – непонятно, но изящно: как название духо?в!
Ее-то бабки прозвали Фермерской: до продуктового продавала в «Фермерском» магазине щи в банках, сухоовощи, сухофрукты.
Прозвище «Фермерская» Валену почему-то пугало: то ли отдаленными поджогами, то ли вновь прихлынувшим раскулачиваньем…
Тортов «Отелло» привозили всегда три штуки, хотя Валена заказывала шесть. Торты расходились мгновенно.
– «Обаму» привезли! – вскрикивал вдруг кто-то заполошно, и в торговом зале вскипал легкий шурум-бурум.
Первые два торта покупали Толян и Никодимыч, третий доставался одной из любопытных бабок, все никак не допетривавшей: чего такого в этом глазастом торте содержится? Мужская сила, что ли, упрятана?
А Варсонофий – тот всегда оставался ни с чем.
– Да вы африкантропы просто! Торт этот мне и только мне предназначен! – вскрикивал, как раненная галка, Варсонофий и, не вступая в прения с бабками, ковылял обиженно прочь. Он и похож был на галку: черненький, чуть сгорбленный, иногда – крикливо-резкий…
Откуда у бомжар деньги на дорогой торт, Валена не знала. Но подумав, решила: здесь, в Нагатинском затоне, живут слегка сдвинутые, хоть и вполне симпатичные люди, и сходить с ума она мешать им не будет.
Толян был несовершенномудрым. Так называл его Варсонофий. Толян часто смеялся и страшно радовался любому тычку в бок.
Пустобородый Никодимыч – так прозвали бабки – был помешан на лотереях и бесперебойном питании. А Варсонофий… Тот был другим!
Иногда Варсонофий возвращался и требовал приступить к поискам торта «Отелло» под прилавком. Требования были законными и даже отчасти приятными, но сильно мешали работать. Валена из-за торта нервничала.
Однажды Варсонофий, так и не купив «Обаму», вместо криков прослезился. Потом слезу утер, кротко сказал:
– Толян и Никодимыч умышленно эти торты покупают. Чтобы мне не достались. Они кредит у дворовой шпаны взяли. Пятнадцатипроцентный! Им – платить, а они про это думать не думают, лишь бы торт мне не достался. А я… Я… Я – зодчий хлебо?в. И… Мне замысел явился. А я, дурак, его этим поганцам выболтал.
Что у людей бывают замыслы, Валена раньше не догадывалась. Поэтому словами Варсанофия была поражена и в ответ ничего вымолвить не решилась. Еще больше она поразилась, когда Варсонофий пригласил ее и престарелую польку Алицию – кассира – к себе в мастерскую.
Мастерская зодчего хлебов располагалась на чердаке. Но даже чердачная теснота произвела на трепетную Валену сильное впечатление.
На книжных полках под крепкими прозрачными колпаками стояли хлебные и булочные фигурки! Они были разными и были почти живыми. В колпаках для притока воздуха были проделаны аккуратные дырочки. То ли хлебный дух так воодушевлял фигурки, то ли мастерство Варсонофия сказывалось, но только казалось: еще немного, и взмахнут фигурки руками, как крыльями, притопнут ножками – и в магазин, за пивком!
Особенно удивила Валену фигурка лешего. Леший был вылеплен из зеленоватого, с тмином и плесенью рижского хлеба и точь-в-точь напоминал владельца магазина «Экономка», крупнолапого и длиннорукого, но при этом не в меру малорослого Ахирама.
Под стать хлебному лешему – тоже малорослая, да еще поперек себя шире – была и московская плюшка, с пряником вместо головы, с шоколадками- галошами на ногах. Изображала плюшка – Ахирамову жену Катерину…
– Умру, а людишек хлебных есть не стану, – по-мужски скупо хвастался Варсик, – не хлебом единым, а чувством незримым жив человек! А еще тем хлебом он жив, на какой с упоением смотрит! Упоение же и без вина бывает, – загадочно глядя на двадцатипятилетнюю, сладко-сдобную Валену, добавлял Варсонофий…
Выпили чаю, закусили консервированной стерлядкой.
– Только одной фигурки теперь здесь и не хватает, – едва слышно кручинился Варсик, – только заморский божок, из торта «Отелло» вылепленный, здесь нужен…
Через два дня Валена «заначила» для Варсюши торт. Свежий как масло, черно-бело-коричневый, с голубыми вишнями, тот самый, «Отелло»!
Бомжары недостачу сразу учуяли, стали бесчинствовать, подняли ор, но их быстро выпроводили вон, и Варсонофий перед самым закрытием магазина получил торт в подарок. Даже не сказав спасибо, Варсик быстро обернул торт для сокрытия газеткой и упрыгал к себе на чердак.
А еще через день Варсюша пропал.
– Фигур хлебных он своих испужался, – подначивала знавшая про чердачную мастерскую Устя. – А ты не лепи людей из хлеба, ты не лепи! Бабка- покойница волчицей на таких рыкала: гр-рех!
– В голод, и правда, грех было лепить, – оправдывалась Валена, – а сейчас хлеба много, вон, гляди: под ногами на улице попадается.
Конечно, в страх перед фигурками Валена не поверила: Варсонофий был не трус, хотя и раним без меры…
Тут нежданно-негаданно в магазин явился пустобородый Никодимыч.
