не могла понять, один голос поет или несколько. Да и голоса ли это вообще. Завороженная этими странными, но неописуемо чарующими звуками, я медленно побрела вперед.
Когда за дверью вместо очередного зала вдруг оказалась винтовая лестница наверх, я даже не удивилась. Почему-то это казалось вполне логичным. С каждой ступенькой подъема звучание все усиливалось, и вскоре на каменных стенах начали плясать отблески невидимого пока сияния. Я ускорила шаг и остаток пути преодолела почти бегом.
Лестница привела на открытую площадку. Замерев от изумления, я во все глаза смотрела на открывшееся зрелище. Вверху в безграничном пространстве тянулись золотистые нити. Просто неисчислимое множество. Казалось, на подобии неба раскинулась многоярусная и безумно витиеватая паутина. Вспомнилось рассказанное когда-то Кариан. Нити Судьбы. Паутина Вечности…
Золотистые сполохи бежали по нитям, перескакивая с одной на другую и именно этим рождая подобие удивительной музыки. Некоторые нити вдруг обрывались и разлетались в небытии гаснущими искорками. Их прощальный звон вплетался в общую мелодию, неуклонно придавая оттенок гармоничной и неизбежной грусти. Казалось, можно вечно вот так вот стоять, смотреть на нити чужих жизней, слушать их своеобразное пение. Я даже не сразу вспомнила, зачем я вообще здесь. Но к счастью, пришла в себя я все же вовремя.
Андрея я увидела сразу же, как только нашла в себе силы отвести взгляд от Паутины Вечности. Хотя, скорее, это был все же Эридан. Я толком рассмотреть не успела. Всего мгновение, и он превратился в сияющий всполох. Раздумывать было некогда, по наитию я схватила крохотное сияние прежде, чем оно исчезло, и спрятала его в ладонях. Оно не обожгло, обдавало умиротворенным теплом. Но я не сомневалась, что стоит мне отпустить, и эта последняя искра жизни погаснет.
– Нет-нет, пожалуйста, держись, не покидай меня, – сбивчиво прошептала я. – Мы сейчас вернемся домой, и все будет хорошо!
Я кинулась обратно к лестнице. Спустилась, едва не спотыкаясь, и оказалась в уже до опостылевшего знакомом зале. И тут начался все тот же кошмар. Снова череда одинаковых залов, без какого-либо ориентира. Даже звучание Нитей Судьбы теперь не было слышно, да и лестницу я снова найти уже не смогла.
Не знаю, сколько времени я так в панике металась из зала в зал, пока просто ноги сами собой не подкосились. Упав на колени на каменный пол, я прижала к себе спрятанное в ладонях теплое сияние и разревелась от отчаяния. Сами собой вспомнились строчки из так любимой Андреем песни: «Не удержать в руках обломки скал, не отыскать того, кто ветром стал. Не пожалеть и не сказать прости. И не успеть его уже спасти…».
Здесь, в посмертии, я чувствовала, не существовали стихии, не имели власти Создатели и даже, возможно, те, кто над ними. Не к кому было взывать о помощи, не у кого спросить совета. Теперь я отчетливо понимала, что хоть и смогла чудом сюда попасть, обратной дороги для меня нет. Но слезы унялись, оставив после себя лишь тихое безмолвное отчаяние. Я просто сидела на полу, бездумно смотря в пространство перед собой и по-прежнему бережно храня в ладонях последнюю искру чужой жизни.
Время не имело здесь счета. Может, прошло лишь мгновение, а может, и вечность успела миновать, как вдруг я услышала шаги. Неспешные и размеренные. Неизвестный явно знал, куда идет и зачем, не метался в панике, подобно мне до этого. Я подняла глаза как раз в тот момент, когда дверь зала отворилась. Наверное, надо было удивиться, но я лишь поднялась на ноги и равнодушно поинтересовалась:
– Ты умер?
– А я похож на мертвого? – Руслан усмехнулся.
– Откуда я знаю, похож или нет, – я пожала плечами, – быть может, тут все мертвые как живые. А живые как мертвые, – мой голос дрогнул.
Он подошел ко мне и уже без усмешки поинтересовался:
– И чем ты думала, а? Хотя куда вернее спросить, думала ли вообще, – он покачал головой. – Карин, одно дело – разделить с кем-то его боль. И совсем другое – смерть. Если у боли есть границы, то у смерти их нет. Для тебя это с самого начала была дорога в один конец.
– Ну а тебе-то какое дело? – ответила я почти грубо. Полянский был последним, с кем бы я хотела обсуждать мотивы своего поступка. И даже не волновало то, что сейчас здесь он – единственный живой человек, кроме меня. Ну подумаешь, останусь наедине навечно и рано или поздно сойду от этого с ума. Учитывая, что мне все равно не жить, даже перспектива безумия в вечности уже не казалась пугающей.
– По большому счету, никакого. Но в данный момент ты нужна мне живой.
– Это ты такой заботливый или такой корыстный? – Я не удержалась от нервного смешка. – Слушай, иди уже давай, куда шел, и без тебя, знаешь ли, невесело.
– Иногда сам поражаюсь своему терпению… – Руслан вымученно вздохнул. – Короче, пока ты не вынесла мне мозг, и я не передумал, у меня к тебе есть предложение. Прежде чем начнешь вопить, что тебе сто лет ничего не нужно и посылать лесом, дослушай, – оборвал он мой порыв возражать. – Я могу вытащить тебя отсюда. Да, могу, ты не ослышалась. В моих силах вернуть тебя в мир живых. Так что придешь в себя и будешь вспоминать свою вылазку в посмертие как страшный сон.
– И в честь чего это ты такой добрый? – Я не сводила с него пытливого взгляда. Чувствовала, что Руслан не лжет. А ведь если он и вправду вернет меня, то этим будет спасена жизнь Эридана-Андрея, искорка в руках безмолвно уверяла в этом. Но я не сомневалась, что Полянский готов расщедриться на такую милость не просто так. И, конечно же, не ошиблась.
