учеников и с явным удовольствием их унижают. И среди всего этого откуда ни возьмись такие прекрасные мы. Прям ссыльные ангелы. Бобчик, который пошел в мед, чтобы спасать людей. И я, такая фифа, уткнувшаяся носом в звезды. Если уж в космонавты нельзя, пойду в астрономы. Чтобы вообще ничего не видеть, кроме звезд! Конечно, мы держались друг за дружку изо всех сил – просто чтобы не пропасть. Сколько-то лет это работало, по крайней мере, для меня. Бобчик сдался первым, но оно и понятно, ему гораздо тяжелей пришлось. Работа на «Скорой», прямо скажем, не очень подходит для идеалистов. Потому что когда изо дня в день видишь, как твои коллеги экономят обезболивающие, слушаешь вой пациентов, на которых они так удачно сэкономили, и не имеешь возможности что-то изменить, ясно, что твоя капитуляция – просто вопрос времени. Но это я сейчас понимаю. А тогда просто видеть его пьяным не могла. Да и сейчас бы вряд ли смогла. Нет, он не становился буйным. И, в отличие от многих, даже не очень глупел. Просто это был уже не Бобка. Какой-то чужой малознакомый человек. Подмена.
– Конечно, я думала, что это предательство, – говорит Танька. – И, конечно, не могла себе простить. Мы, идеалисты, в этом смысле более чем предсказуемый народ. Но Бобка сказал, все фигня. Никакое это не «предательство». Просто такая уж сраная была у нас жизнь. Неудивительно, что мы оба с нею не справились. Никто не виноват. Зато теперь вполне справляемся. Со второй попытки. Тоже вполне себе ничего результат.
Эти большие, мягким голубоватым светом сияющие шары увидел в каталоге IKEA еще осенью. И даже собирался купить, хотя прежде был равнодушен к новогодним украшениям. Но не сложилось.
Поэтому в первую же ночь, пока развешивал в Танькином коридоре старенькие елочные гирлянды, думал: «Вот бы подарить ей эти шары».
Казалось бы, чего проще.
Но принес их только вечером тридцатого декабря. Раньше почему-то не получилось. Зато сразу четыре упаковки – две в гостиную, одну в спальню, одну на кухню. Потрясающий вышел эффект. Скучная старая квартира немедленно превратилась в жилье юной наследницы Снежной Королевы, только-только приехавшей в Питер, к примеру, поступать в Институт Холода. Временное, съемное жилье, а все-таки сказочное – ровно настолько, чтобы быть возможным в условиях текущей реальности. Таньке тут еще жить.
– Эти бы фонарики да на машине времени в наше детство, – вздохнула Танька. – Вместе с остальными игрушками.
Улыбнулся:
– Не имеет смысла. В детстве мы и так любили Новый Год. И радовались ему так сильно, что сколько чудес ни добавь, обрадоваться больше все равно не получится, предел уже достигнут. А сейчас нам с тобой надо научиться радоваться заново – Новому Году и вообще всему. Или хоть чему-то. Так что все эти прекрасные штуки очень своевременно появились. И атакуют теперь наши очерствевшие сердца. Мое – вполне успешно. А твое?
– По крайней мере, мое сердце успешно атакуешь ты, – сказала Танька. – В смысле, твоя манера готовиться к Новому Году. Не за один вечер быстренько-быстренько все украсить и отвалиться, а каждый день что-нибудь добавлять. И праздник, таким образом, растягивается на целую неделю. Здорово!
Помолчав спросила:
– Слушай, а завтра-то ты придешь?
Чуть было не ответил честно: «Не знаю. Но очень на это надеюсь». Но, конечно, вовремя прикусил язык и твердо сказал: «Да».
Потому что если не прийти сюда завтра, если оставить Таньку одну в новогоднюю ночь, вообще непонятно, зачем нужна вся эта затея. Нет. Не может такого быть.
Конечно, пришел. Причем заранее, часов в восемь. Не нарочно, но очень обрадовался, что так получилось. Теперь Таньке не придется весь вечер беспокоиться и гадать. Очень все-таки трудно, когда не можешь просто взять и позвонить.
А кстати, интересно, почему она до сих пор не спросила номер моего телефона? Ну, не по рассеянности же, в самом деле. Или ждет, пока я сам скажу? Или?..
Да ну, нет. Какая ерунда.
И решительно нажал кнопку звонка.
Сидели прямо на полу, вернее, на вытертом ковре в гостиной, освещенной бледно-голубыми шарами и яркой аквариумной лампой, пили горячий яблочный сидр с гвоздикой и медом, смотрели, как скользят по стенам гигантские прозрачные тени рыб. Специально выключили не только телевизор и радио, но и компьютер, чтобы не следить за временем, растянуть наступление Нового года на несколько часов, а то и до самого утра, пока хватит сил. Но все равно, конечно, не смогли пропустить полночь: даже тихая, вечно безлюдная улица Бармалеева взорвалась в этот момент восторженными воплями и треском фейерверков. И тогда Танька сказала:
– Все-таки ужасно здорово, что ты не китайский злой дух. А то бы они сейчас тебя распугали. Фейерверки затем, оказывается, и придумали – злых духов пугать.
Согласился:
– Я совершенно точно не злой. И определенно не китайский. И не…
– Ты не отражаешься в зеркалах, – сказала Танька. – И даже в оконных стеклах. Я давно заметила. На третий, кажется, вечер. Ничего не говори, не надо. Не сейчас.
