– Готова-то я готова. Только боюсь, что мне никто не поверит. Потому что выглядит так, как будто я специально для твоей книжки все выдумала.
– Я поверю, – пообещал Файх. – Хорошо знаю этот эффект. Черт знает что начинает твориться с человеком, как только его жизнь становится частью литературного замысла. Всякая настоящая книга сама себя придумывает, это известный факт.
«Кому, интересно, известный? – проворчал про себя Анджей. – Кто эти знатоки, глаза твои бесстыжие?»
Но вслух ничего не сказал, чтобы не мешать Марине. От смущения и растерянности она сейчас выглядела трогательной, как школьница, даже крупное пышное тело казалось чужим и необязательным, чем-то вроде маминого пальто, надетого из любопытства, чтобы покрутиться перед зеркалом, а потом снять, повесить на место, в шкаф, и забыть.
– Тогда хорошо, – кивнула она. – Так вот, в понедельник, когда мы расстались, я решила пойти домой пешком. Живу я сравнительно недалеко, в Жверинасе. С остановкой на кофе как раз около часа идти, так я рассчитала и сразу сказала себе, что проживу этот час для книжки. Мне так хотелось поскорее поиграть! К тому же, заранее ясно, что дома ничего интересного не случится. Там только незаконченное шитье, которым я пытаюсь зарабатывать, незаконченные картинки, зарабатывать которыми я уже даже не пытаюсь, письма, на которые я не хочу отвечать, и ни одной живой души, кроме попугая, да и тот не мой, знакомые в отпуск уехали, оставили присмотреть. А на улице никогда заранее не знаешь, что может произойти. И даже если ничего особенного, остается человеческое разнообразие и прочая прекрасная фактура. Девушка в зеленой футболке и стоптанных зимних сапожках на босу ногу, мужчина в полосатом костюме с длинной, аккуратно заплетенной косой, автомобиль с нарисованными на дверцах пингвинами, человек, переодевшийся крокодилом ради раздачи рекламных листовок. Я не просто так перечисляю, не для примера. Все это действительно было, пока я сидела в кафе на улице Вильняус и пила беличье латте, есть у них такое в меню, с ореховым сиропом, честно говоря, слишком сладкое для меня, но я просто не могу устоять перед названием. Мама в детстве дразнила меня «белочкой», то ли из-за любимых конфет, то ли конфеты появились уже позже, не помню. Из-за этого я до сих пор люблю все с белками, про белок и для белок, мороженое ем только ореховое и вот кофе этот дурацкий пью, даже свитер с большой рыжей белкой купила себе у Маркса и Спенсера, хотя на моей фигуре это, конечно, душераздирающее зрелище; ничего, дома буду носить, когда одна… Впрочем, свитер с белкой – это не для книги, свитер был в другой раз, простите. А вечером в понедельник – только беличье латте, которое я цедила маленькими глотками, разглядывая людей вокруг и подслушивая разговоры, даже кое-что записывала на память, благо карандаш у меня всегда с собой, а на столе лежала стопка рекламных открыток с чистой оборотной стороной, что, кстати, большая редкость, мне повезло. Мимо как раз прошел мальчик с другом, говорил: «Я – как бог, никто в меня не верит», – и я записала. За соседним столом сидели старушки, и одна рассказывала другой, что ее муж умер от болезни сердца, слишком много пил кофе, несмотря на советы докторов. И она с тех пор тоже пьет много кофе, хотя не очень его любит, просто надеется, что людям, умершим от одной и той же причины, будет легче найти друг друга на небесах… Ох, наверное нет смысла все сейчас пересказывать, я просто отдам тебе открытки, записывала сразу по-немецки, и почерк у меня разборчивый. И знаешь что? Напитки, может быть, и отвлекают внимание, но стакан воды мне сейчас совершенно необходим. Во рту пересохло. Давно столько не говорила. Я сейчас вообще целыми днями молчу.
– Прости, пожалуйста. Вот об этом я, дурак, не подумал.
Файх вышел и вскоре вернулся с несколькими бутылками минеральной воды – по числу присутствующих.
– Интересно, собственно, вот что, – сказала Марина, выдув добрую половину бутылки. – На одной из открыток, которые лежали на столе, кто-то уже писал до меня. И знаете, что там оказалось? «Маринка, мандаринка, красивая картинка, рыбка сардинка, от трусов резинка, в попе машинка».
Стишок Марина произнесла по-русски, и это было так неожиданно и так глупо, что Анджей, учивший когда-то русский язык за компанию с еще несколькими славянскими, сложился пополам от хохота. Мальчишка Эрик тоже смеялся, Габия тихонько, очень по-девчоночьи хихикнула, прикрыв рот рукой, длинный Даниэль растерянно моргал, явно не веря собственным ушам – ничего удивительного, добрая половина уроженцев Вильнюса билингвы, а остальные просто более-менее понимают друг друга, даже не задумываясь, как у них это получается. И только немец озадаченно качал головой, глядя на их веселье. Стали ему переводить, недружным хором, вразнобой, и немецкий вариант звучал так нелепо, что развеселился даже сдержанный Даниэль, а Марина вытирала текущие по щекам слезы, повторяя то по-русски, то по-немецки: «От трусов резинка»! «В попе машинка»!
– Так меня дразнил Мишка, – успокоившись, объяснила она. – Вот именно этими словами. А я делала вид, что немножко обижаюсь, так было смешнее.
– Друг детства?
– Можно и так сказать. Только дружат в детстве обычно с ровесниками, а Мишка был гораздо младше. Ему восемь, мне почти тринадцать – не очень-то похоже на дружбу. Просто сын наших соседей. Он болел, я так толком и не знаю, чем именно, при детях такие вещи обычно не обсуждают. Лежал почти все время в кровати, редко-редко вставал, хотя ходить, вообще-то, мог. Я его навещала. Соседка изредка просила нас посидеть с Мишкой, когда ей надо было уйти, и мама отправляла меня. Потом я стала ходить к ним сама, потому что Мишку было жалко. К тому же, мне понравилось с ним болтать. Мишка был потрясающий. Слышали бы вы, как он врал! То есть, фантазировал. То рассказывал, что он принц с далекой звезды, потерявшийся во время королевской прогулки по неизвестным планетам, которые у него дома такое же обычное дело, как у нас поездки на дачу. То сочинял, будто он дракон-оборотень, но превращаться умеет только по ночам, поэтому прямо сейчас не может показать. То к нему в окно лез американский шпион, а Мишка его напугал, да так, что бедняга шпион свалился на землю с пятого этажа, и если бы милиционеры узнали, кто так ловко победил врага, обязательно дали бы Мишке орден. Но они, увы, даже не догадываются! Мишка врал вдохновенно и талантливо, для своего возраста так вообще гениально. Я слушала-слушала, а потом и сама
