Выясню, куда он ушел отсюда Темным Путем, и пойду за Нумминорихом. Не хочу его сюда лишний раз приводить, он и так еле жив. Вот и все. А теперь пропусти меня пожалуйста. Мы уже кучу времени потеряли на весь этот хаос и неразбериху… извини, на наши тщательно продуманные и прекрасно организованные следственные действия. Я именно это хотел сказать.
Мелифаро посторонился. Выглядел он довольно смущенным – и то хлеб.
– Нам тебя здесь подождать? – хмуро спросил он.
– А смысл вам тут сидеть – без магии и горячей камры? На дороге стоят целых два амобилера. Один мой – леди Шимора, надеюсь, вспомнит, где его бросила, и покажет путь. А второй – Нумминориха. Лучше поезжайте на нем, там ценное имущество, нечего ему посреди леса всю ночь стоять.
– Что за имущество?
– Сами увидите, – пообещал я, заранее предвкушая тот миг, когда эти двое обнаружат гигантского арварохского хуба и еще не успеют сообразить, что это – игрушка. Конечно, всего какая-то доля секунды, а все-таки лучше, чем ничего.
– А эта штука?.. – Мелифаро не договорил, но и так было ясно, что он имеет в виду.
– По-моему, лучше всего пока просто оставить ее, где лежит, – сказал я. – Здесь от нее минимум вреда. Вряд ли в окрестностях бродят толпы желающих срочно поколдовать. Разве что какие-нибудь лесные оборотни шастают – ну так они в Очевидной магии ни в зуб ногой…
Я не успел договорить, потому что в этот момент нащупал наконец след Карвена. Успел обрадоваться, что вопреки грызшим меня опасениям он совсем не похож на след мертвеца. А больше ничего не успел, потому что меня не стало.
Ну, не то чтобы вовсе не стало, просто когда собираешься пройти чужим Темным Путем, как делал уже столько раз, что со счета сбился, а вместо этого почему-то проваливаешься в Хумгат, в первый момент это очень похоже на внезапную смерть. И, наверное, только тем от нее и отличается, что этот первый момент не оказывается последним. Продолжение непременно следует, и это лучшее, что я могу сказать о незапланированных путешествиях между Мирами.
Да и вообще обо всем.
Проблема с Хумгатом, Коридором между Мирами, Сердцем Возможностей, Путем Тьмы, Истинным Порогом, Жемчужиной Небытия, и так далее, заключается даже не в том, что у него слишком много названий, способных скорее запутать, чем хоть как-то отразить суть этого – явления? пространства? состояния? – тоже, кстати, хрен вот так сразу поймешь. А в том, что ни в одном из человеческих языков не существует слов, подходящих для его описания. Разве только в хохенгроне, которого я совсем не знаю. С другой стороны, судя по всему, что я о нем слышал, вряд ли он такой уж человеческий. И не факт, что вообще язык[41].
Все это я к тому, что уже который раз берусь описывать свое пребывание в Хумгате, и чем дальше, тем лучше осознаю свое полное бессилие как рассказчика. И испытываю огромное искушение отделаться каким-нибудь красивым сравнением: дескать, войти в Хумгат – все равно, что погрузиться в небытие, сохранив ясность сознания; утратить всякое представление о себе, обретя безграничные возможности; стать крошечной сияющей точкой в потоке света и одновременно самой темной частицей в бесконечной тьме. Все это, конечно, неправда. Просто слова, при помощи которых потом, задним числом, можно успокоить собственный ум, желающий хоть как-то объяснить себе, во что его втравили. Но ничего, кроме этих слов, у меня сейчас нет. И вряд ли когда-нибудь будет. Скорее уж просто окончательно пропадет необходимость себя успокаивать. Зачем, собственно, успокаивать человека, с которым в очередной раз случилось именно то, для чего он родился на свет.
Потому что если уж ты рожден для путешествий между Мирами, постепенно начинаешь воспринимать все остальные события своей жизни просто как способ заполнить паузы между погружениями в Хумгат. Такая расстановка приоритетов неизбежна, хочешь ты того или нет.
Более-менее правдивый рассказ о том моем путешествии выглядит так: я провалился в сияющую бездну, очень удивился, а потом позволил реальности, в которой оказался Карвен, забрать себе еще и меня. Осторожно вдохнул ее воздух, убедился, что он вполне пригоден для жизни моего тела, расслабился и огляделся по сторонам со снисходительным любопытством бывалого путешественника: ну-ка, ну-ка, чем вы можете меня удивить?
Реальность, надо сказать, не подкачала. Настолько не подкачала, что впору выдать ей специальный приз за выдающиеся успехи в деле сбивания спеси с зазнаек, возомнивших себя стреляными воробьями. Например, с меня.
Начать с того, что прямо передо мной стоял ручей. То есть не тек у меня под ногами, а именно стоял – узкий водяной столб, одним концом уходящий под землю, а другим упирающийся в небо, темное, как ночью, хотя вокруг было светло. Причем ручей не лился сверху вниз, а устремлялся ввысь, как говорят в таких случаях, весело журча. А заодно звеня, трепеща и сверкая.
Таких вертикальных ручьев здесь было много – не как деревьев в лесу, скорее, как фонарных столбов на большой городской улице. Только располагались они не ровными рядами, а как попало – то тут, то там. Все разные: широкие и узкие, медленные и стремительные, молочно-белые и темные, почти непрозрачные, – они текли снизу вверх, от земли к небу, и это зрелище так меня заворожило, что на какое-то время я забыл, зачем сюда пришел.
А опустив глаза, я едва устоял на ногах. Да и то как сказать – устоял. Просто не плюхнулся на землю мешком, а аккуратно присел, хоть и сомневался, что это разумный поступок. Потому что здешняя земля тоже текла. Ну или ползла. В общем, двигалась, причем одновременно в разные стороны, словно
