«Ну, положим, это у тебя тоже врожденный дар», – сказал я.
На самом деле просто растерялся. Вроде бы особых поводов для беспокойства я ему пока не давал. В смысле, никаких душераздирающих подробностей не рассказывал – ни о том, что случилось в желтом доме с Нумминорихом, ни о мертвом фрагменте Темной Стороны. Просто не успел.
«Нет, не врожденный, – неожиданно возразил Шурф. – Благоприобретенный. Причем задолго до знакомства с тобой, благодаря коллекционированию редких книг. Ты – как древняя рукопись, способная выдержать дюжину пожаров, без вреда для себя пролежать тысячу лет на морском дне, противостоять самым мощным разрушительным заклинаниям и при этом рассыпаться в прах, если прикоснешься к ней, пребывая в неподходящем настроении. Или просто не той рукой. Со временем у всякого любителя сокровищ неизбежно развивается чутье на такие вещи. Видишь и сразу понимаешь: за этой штукой глаз да глаз! Еще бы я о тебе не беспокоился».
«Действительно шикарно издеваешься, – вздохнул я. – Слов нет, одна лютая зависть. Хочу тоже так уметь».
Но эту реплику мой друг пропустил мимо ушей.
«Исчезновение магии, о котором ты рассказал мне утром, неизбежно ставит под вопрос благополучие Сердца Мира – сказал он. – И, следовательно, всего Мира в целом. А это для тебя очень опасная область. О Мире ты беспокоишься, пожалуй, даже больше, чем я о тебе. Как будто его благополучие – целиком твоя ответственность. Впрочем, почему «как будто»? Ты действительно так… нет, хвала Магистрам, все-таки не думаешь. Но ощущаешь. И это ощущение делает благополучие Мира твоей сверхценностью. А вступая в область своих сверхценностей, мы все начинаем совершать ошибки. Это неизбежно. Чем больше груз ответственности, подлинной или мнимой, тем сильнее страх ошибиться, который, как известно, и является главной причиной всех наших ошибок. Поэтому я сейчас о тебе беспокоюсь. В данном случае моя тревога оправдана. И просьба быть осторожным тоже оправдана, хоть и бесполезна, это я вполне ясно понимаю».
«Нет, что ты, – удивленно возразил я. – Совсем не бесполезна. Наоборот, спасибо, что напомнил – про сверх-ценность, страх и ошибки. По крайней мере, теперь я понимаю, почему никак не могу поверить в благополучное завершение этого дела. Хотя уже побывал на улице Мрачных Дверей и лично проверил: прекрасно там можно колдовать! А все равно…»
«И к слову о колдовстве. Точнее говоря, об уандукской магии, жертвой которой ты то ли стал, то ли нет; на самом деле это не так уж существенно. Важно другое: я имею основания подозревать, что юные леди и джентльмены, встречам с которыми ты посвятил вчерашний вечер и, судя по всему, некоторую часть сегодняшнего дня, тоже стали для тебя своего рода сверх-ценностью. Ты очарован ими, они тобой, плюс груз ответственности, замешанной на остатках давешнего чувства вины, плюс твое обычное жадное любопытство к новым знакомствам – гремучая смесь. Поэтому имей в виду: с ними тебе тоже следует быть осторожным. Не потому, что они опасны, в этом я, при всем уважении, сомневаюсь. А только потому, что твои шансы ошибаться в этих людях пока достаточно высоки».
«И снова спасибо, – сказал я. – Что подтвердил некоторые мои подозрения – в основном на собственный счет».
«Вот теперь я начинаю по-настоящему о тебе беспокоиться. Как-то подозрительно легко ты со мной соглашаешься. Буквально с каждым словом, несмотря на то, что я говорю вполне разумные вещи. Что это с тобой?»
«Ну так просто устал. Не переживай, высплюсь как следует и снова начну огрызаться на каждый разумный аргумент. То-то заживем!»
Утешив его таким образом, я вопросительно посмотрел на бутылку с бодрящим бальзамом Кахара, а потом махнул на все рукой и упал на ближайший диван, сказав себе: если что-то стрясется, разбудят. А нет – мне же лучше. И гори все огнем.
– Я уже начала думать, что ты специально от меня прячешься, – сказала Меламори. – В смысле, как-нибудь так хитро спишь, чтобы я тебя не нашла.
– Зачем мне прятаться? – изумился я. И добавил: – То-то у тебя такой вид свирепый.
Не то чтобы это была правда. В полупрозрачном силуэте, мерцающем изнутри теплым красным светом, не было ничего угрожающего. Просто я – выдающийся мастер изысканного комплимента. Даже во сне.
– Например, чтобы усложнить мне задачу, – предположила она. – Или просто чтобы выспаться по-человечески. Тоже вариант.
– Да ну, – отмахнулся я. – Сны-то мне все равно всегда снятся. Какая разница…
– Что?!
В меня полетела целая охапка Смертных Шаров. Не настоящих, конечно. Просто такие веселые огненные мячи всех цветов радуги. Сновидение – оно и есть сновидение. По-настоящему тут умереть тоже, конечно, можно, но все-таки гораздо труднее, чем наяву.
Но я немного от них побегал – просто чтобы порадовать Меламори. Потом сказал:
– Я имел в виду, если уж сны все равно снятся, лучше пусть это будешь ты, чем что-нибудь другое. Будь моя воля, дрых бы сейчас по двадцать часов в сутки, чтобы тебе удобней было практиковаться. Но воля, как всегда, не моя. Ночью не спал, а подняли чуть ли не на рассвете. И теперь, кстати, могут в любой момент разбудить. У нас полдня магистры знают что творилось. Теперь вроде бы рассосалось, но не факт, что окончательно.
– Магистры знают что творилось, – мечтательно повторила она. – Надо же! Я, пожалуй, уже скучаю по этой нашей жизни. Не думала, что это так быстро случится. Потому что, по идее, мне сейчас должно быть совсем не до того… Но знаешь, что мне интересно?
Я отрицательно помотал головой:
