коридору. Здесь на полу лежали ковры, а вдоль трех стен стояли массивные шкафы со спортивными трофеями. Уилл стал оглядываться по сторонам. Джерико молчал. Призы представляли все соревновательные виды спорта, какие только можно было себе представить. Кубки, медали, наградные ленты, скульптурные трофеи – почти за сто лет.
– Это все ваши команды заработали, тренер? – спросил Уилл.
– Догадливый какой, – буркнул Джерико. – О чем это тебе говорит?
– Что команды у вас всегда были классные. Если только можно назвать классной шайку зажравшихся мажоров.
– Традиция. Традиция и история, – сказал Джерико. – Обесчестишь прошлое – опозоришь настоящее и уничтожишь будущее. Откуда ты?
– Из Калифорнии.
– Это я уже знаю. Откуда такой взялся?
– Не знаю.
– Ребята приезжают сюда, распираемые самовлюбленностью, манией величия и всякими глупостями цивилизации, которая их вырастила. Они в этом не виноваты. Вот если они такими же отсюда уйдут, это будет
Уилл с изумлением обнаружил, что ему нравится откровенно беседовать с Джерико. За свирепой внешностью и взрывным темпераментом скрывался прямой и честный человек.
– С этим я согласен, – сказал Уилл.
Джерико шагнул ближе к нему и посмотрел на него в упор.
– Раз уж ты оказался здесь, то главное вот что: что у тебя внутри, и хорошо ли ты будешь слушать то, чему оно пытается тебя научить. Уяснишь это – и ты обретешь слияние с Ваканом. С Великой Тайной. Тогда и поймешь, откуда ты взялся.
Темные глаза Джерико были подобны рентгеновским лучам. У Уилла волосы на предплечьях встали торчком.
– Тайны открывают цели, – сказал Джерико спокойно, без пафоса. – Жизнь без цели – сама для себя наказание. Ты когда-нибудь задумываешься о своей цели?
– В последнее время – да.
Джерико подошел к большому глобусу, закрепленному на стойке, и, повернув его, проговорил:
– Одна из наших общих целей в том, чтобы служить хранителями нашего мира.
– Знаешь, как ужасно видеть, как гибнет твоя цивилизация? – спросил Джерико.
– Простите, вы говорите о…
– О моем народе. О нашей вере, о наших богах, о нашей культуре. Все это исчезло, – сказал Джерико. – Мы знаем, что любая цивилизация со временем сменяется другой. Каждое животное, все живое уступает тому, кто занимает его место. Недолговечность, мимолетность. Это реальность.
– Я уже слышал об этом, – сказал Уилл, вспомнив лекцию Сангрена.
– Но это не означает, что ты только тем и занимаешься, что покоряешься злу. Мы уже не можем позволить себе таких понятий, как
В кабинете воцарилась тревожная тишина.
– Вы имеете в виду… в Висконсине?
– Они не были похожи на нас, – сказал Джерико, остановив вращение глобуса. – Но их истребили те же самые опасности: безумие, равнодушие, дисгармония. Общества тоже заражаются болезнями. Как думаешь, почему?
– Понятия не имею, – признался Уилл.
Джерико открыл крышку резной деревянной шкатулки, стоявшей на полке рядом с трофеями. Из шкатулки он вынул четыре деревянные палочки, к концам которых были прикреплены несколько перьев. Он сделал этими палочками несколько круговых движений, не спуская глаз с Уилла.
– Потому что никто не защищен. Несовершенство – часть того, что ты жив, – сказал Джерико. – Этому миру нужны не новые идеи. Ему нужна древняя мудрость. Если ты усовершенствуешь свое зрение, ты увидишь дорогу, ведущую вперед. Стань воином в битве между тьмой и светом. У тебя есть любимое животное?
– Я об этом никогда не задумывался, – озадаченно признался Уилл.
– А ты задумайся. Поищи это животное в своих снах, – сказал Джерико, едва прикоснувшись перьями ко лбу Уилла. – А потом расскажешь мне, кто тебе снится – медведи… или хорьки.
– «Медведи или хорьки»? – переспросил Ник. – Нет, ничего не понимаю. Дай передохнуть.
– Он так сказал, – проговорил Уилл.
