падало.
И свою задачу маленький вояка выполнил на все сто.
Да, народа в турецком лагере было много, но народ-то был… обслуга. Надобно было вести обоз, ухаживать за животными, за бравыми воинами… да о чем тут говорить, ежели на десять янычар полагался один верблюд, а его ведь тоже надо было вести, обихаживать… немного? А теперь возьмите семьдесят тысяч янычар! Семь тысяч верблюдов…
Причем весь скот на время осады согнали в одно место, чтобы не мешался.
Верблюды, лошади, ослы, мулы… вот они и были размещены на поле, для пущего удобства, а где их еще было помещать — не на товтах же? Ноги ведь переломают…
Кавалеристы просто стоптали охрану у временных загонов, а потом все было делом техники.
Бросилась наперерез татарская конница, но не столько ее было на этом направлении, чтобы представлять серьезное препятствие для храброго пана. Слабое вооружение, никакая защита — их просто прошли, словно раскаленный нож сквозь масло.
Пара ручных гранат совершенно не понравилась животным — и те, взревев, бросились как раз в нужном направлении — удачно отсекая основную массу турецкого войска от батарей. Ежи не обратил внимания на то, что от его кавалеристов отделилось человек пятьдесят — и те погнали животных еще веселее!
А что?
Поверьте, стоять на пути у бешеного верблюда — не рекомендуется. Если он просто плюется — это хорошо. Но у него и зубы есть. И хотя нет копыт, как у лошади, но тем, кому достанется верблюжий пинок, будет не до биологии…
И это уж мы молчим про лошадей, быков, ослов… ей-ей, динамит не нанес бы столько вреда турецкой армии, сколько нанесла их собственная же движущая сила. А Ежи тем временем налетел на батареи.
Там, конечно, заметили его, засуетились, прозвучала даже пара выстрелов… поздно.
Все поздно.
Кто не пробовал развернуть здоровущую пушку, раскаленную, стоящую на неподъемном лафете, да еще когда на тебя что есть силы несутся конники и сверкают занесенные сабли…
О, нет.
Турки даже и не попытались этого сделать. А Ежи не стал их преследовать.
Артиллеристы у него были с собой — держались в арьергарде, и теперь они спрыгивали с коней, бежали к орудиям, спрыгивали с коней, и поляки, поднатужившись, обжигаясь и матерясь, разворачивали тяжелые пушки так, чтобы те смотрели на основную массу турецкого войска, чтобы к тому времени, как те разберутся с обезумевшей скотиной…
Они успели.
На последних остатках сил, на упрямстве и злости.
Кавалеристы опять запрыгнули в седла и исчезли с линии огня, как не бывало. А артиллеристы с громадным удовольствием заложили ядра в пушки. Хорошие, кстати, пушечки, ладненькие…
И правый фланг турецкой армии, сосредоточившейся пред воротами, подвергся душевному такому обстрелу. С огоньком! С зажигательными ядрами, в том числе. Да и обычные ядра наделали дел — при такой-то скученности народа!
Туркам, понятное дело, это не понравилось, запели трубы, колыхнулось зеленое знамя пророка… одним словом — отвлеклись.
И этим снова воспользовались.
А не ставь батарей на опушке леса!
Просто — не ставь.
Вот тут и сработало дьявольское изобретение, которое в том мире сделал Нобель. Да, просто так батарею было не взять. Не подберешься просто так по лесу, нет тут краснокожих могикан, да и таежных следопытов и охотников — тоже. Но много-то людей и не надо.
Буффф!
Бамммм!!!
БУМММ!!!
Взрывы прозвучали очень душевно. Всего-то несколько динамитных патронов, а какой эффект! Мишка, один из ребят царевичевой школы, только головой покачал. Да, дело сложное, дело трудное, поди, подберись незамеченным, а потом, да в нужный миг, когда Володыевский в дело уже вступил, когда никому и ни до чего…
Какой же умница государь царевич!
Половину батареи разворотило, его едва не оглоушило, хорошо хоть мха в уши загодя натолкал, да и руками зажал, а только…
М-да, это он удачно попал, в груду боеприпасов! Или не он, а Лариошка? Или Федька?
