местных революционеров. И в разговоре с этим лицом убийца раскроет все детали преступления. Как вам этот план?
— Заманчиво, заманчиво… — пробормотал Курлов. — Хотя тут надо многое обдумать. Как мы объясним убийце, зачем у него в камере вдруг ставится телефон? И потом, насчет доверенного лица. Отцу он, конечно, ничего не расскажет, отец для него давно посторонний человек, мы это знаем. Адвоката у него нет, не положен он при таких преступлениях. Остается революционер. Но кто это может быть?
— Это уже ваша епархия, я в ней ничего не смыслю, — заявил инженер. — Но откладывать это дело нельзя. Народная молва говорит, что казнь террориста может быть произведена уже в ближайшее время. Так что надо решаться — ставить мне аппарат или нет?
— Ладно, давайте попробуем, — согласился Курлов. — Собирайте вашу… установку. А я закажу на вас пропуск в Косой Капонир. На вас и на вашего помощника. Хотя… А что, без помощника вы никак не обойдетесь?
— Нет, одному с такой работой справиться невозможно, — твердо заявил инженер.
— Ладно, тогда скажите мне его фамилию.
— Пишите, ваше превосходительство: Углов Кирилл Андреевич. Установка у меня будет готова уже завтра. Значит, завтра мы сможем ее смонтировать?
— Сможете, сможете, — кивнул Курлов.
На следующий день инженер Дружинин в сопровождении помощника — светловолосого человека лет тридцати, по виду мастерового, — вошел в дежурную часть печально знаменитой киевской тюрьмы Косой Капонир. Тюремному офицеру он предъявил бумагу, выданную командиром корпуса жандармов, а также представил для досмотра свое снаряжение — чемоданчик с телефонным аппаратом, инструментами и мотком провода. Впрочем, офицер, заранее предупрежденный о необычных посетителях и их секретном задании, бумагу проглядел краем глаза, чемоданчик осмотрел внимательнее, но ничего предосудительного не нашел, после чего вызвал охранника и велел провести телефонистов в особо охраняемую часть тюрьмы, где содержались самые опасные преступники. И самым опасным и самым известным среди них в данный момент был Дмитрий Богров.
Спустя несколько минут скрипнули петли, тяжелая дверь отворилась, и посетители вошли в камеру, где находился опасный террорист. Богров лежал на кровати и, кажется, даже что-то насвистывал. При появлении посетителей он привстал, чтобы их разглядеть. Но никакого особого интереса и тем более волнения на его лице не отразилось.
— Это что еще за новое явление? — с усмешкой спросил он. — Провокаторов, что ли, решили мне подселить? Да сразу двоих…
— Начальство распорядилось поставить у тебя в камере телефонный аппарат, — объяснил заранее проинструктированный охранник. — Чтобы ты, значит, смог поговорить с родными и… ну, с родными. Эти господа — телефонные мастера — его установят.
Затем, повернувшись к Дружинину, тюремный страж заявил:
— Дверь я оставлю открытой, ежели что, зовите. Если, значит, буйствовать начнет и помощь потребуется.
— Хорошо, мы позовем, — сказал Дружинин. — Хотя, я думаю, никто тут буйствовать не станет.
Охранник вышел. Арестант все с той же усмешкой следил за посетителями. Те действовали удивительно быстро и сноровисто: инженер открыл чемоданчик и достал оттуда аппарат, а его помощник размотал моток провода и начал крепить его к стене. Все это было понятно и вопросов не вызывало. Но затем произошло нечто удивительное. Инженер выглянул в коридор, установил, где находится охранник, после чего кивнул своему помощнику, и они поменялись местами: инженер стал заниматься проводом, вывел его в коридор и стал крепить там, а помощник шагнул к кровати и произнес:
— Ну что, Богров, теперь мы можем поговорить.
Арестант усмехнулся еще шире:
— Ну, я же говорил, что вы никакие не мастера, а провокаторы. Сведения хотите получить? Имена, явки? Не дождетесь! На допросах не сказал, и вам не скажу!
— Ошибаешься, Богров, — сказал ему Углов. — Мы не из полиции. Мы совсем с другой стороны. Прибыли по заданию партии, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный ЦК. В партии знают, что ты давно сдавал своих товарищей, что в полиции у тебя даже было агентурное имя «Аленский». Ты и Столыпина убил, только чтобы избежать наказания со стороны партии. Но не удалось: мы тебя насквозь видим. Вот только не знаем, зачем тебе понадобилось это предательство: денег ты в полиции не брал, их тебе твой папаша был готов дать сколько угодно. Видно, это какая-то извращенная любовь к измене. Но нам недосуг исследовать извивы твоей подлой души. Наше дело — перерезать нить твоей гнусной жизни.
И с этими словами «телефонный помощник» извлек из потайного кармашка тонкий длинный стилет. При виде орудия убийства арестант вздрогнул, усмешка с его лица исчезла.
— Зачем вы хотите меня убить? — внезапно охрипшим голосом спросил он. — В этом нет никакого смысла! Меня и так казнят, мне говорили, приговор уже вынесен…
— Тебя должен казнить не царский палач, а назначенный партией мститель, то есть я, — объяснил Углов. — И казнят тебя не за убийство палача Столыпина, а за предательство. И эту новость газеты разнесут по всему миру, на страх прочим предателям. Так что смысл есть.
Арестант побледнел.
