в песок. — Вечерний сумрак, тихий переулок, пара головорезов сидят у костра, поигрывая дубинками. И вдруг на свет из кустов выходит… престарелый гусь. Голова его поникла, оперение поблекло, он хочет лишь погреться у огня. «Ага-а, — говорит бандит дружку. — Вот же подфартило нам гусятинкой разжиться». И они поднимаются на ноги, собираясь схватить несчастного гуся. Но тут один из них произносит: «Стой! Я знаю этого гуся. Перед нами… гроза подпольных звериных боев из „Серого мастифа“. Никогда не забуду, как он порвал лесную куницу королевы Дрезильды. Знаменитый Сарацин! Мы его не тронем. Пусть идет себе с миром». И впервые за долгие годы в их очерствелых сердцах поселяется сострадание. А? Что ты на это скажешь?
Мошка смотрела на Клента с каменным лицом. Он в отчаянии всплеснул руками.
— Да что я из кожи вон лезу, в конце-то концов! — воскликнул Клент. — Почему я уламываю тебя проявить хоть толику здравого смысла и сострадания? Неужели ты не понимаешь, что, если мы не остановим Ключников сейчас, все будет потеряно! Они весь Манделион увешают своими замками, будут смотреть в каждую скважину, всех держать за горло. Но тебе-то что?! Тебя заботит лишь твой гусь… Тогда лучше пойди к леди Тамаринд и помоги ей собрать вещи.
— Какие вещи?
— Ее вещи. Она изо всех сил убеждала брата выдворить Ключников из города, и сейчас она на волосок от гибели. Если мы не справимся, ей придется бежать из Манделиона, спасая жизнь. Но если, — при этих словах Клент пристально взглянул Мошке в глаза, — если кто-то поможет ей получить доказательства вины Ключников, победа будет за нами. И леди Тамаринд щедро отблагодарит своих помощников.
Мошка неуверенно покусывала губу. Ей было трудно выдерживать прямой, горящий взгляд Клента — она понимала, что он говорит правду, и от этого все внутри сжималось.
— Значит, говоришь, — спросила она, — там будут всякие тритоны и куницы?
Сарацин доклевал ячмень и теперь гонял блюдце по полу, все больше сердясь. Град ударов клювом сыпался на фарфорового противника, крепкая шея подрагивала, вид у гуся был самый что ни на есть воинственный.
Через полчаса Сарацин семенил по улице на поводке, в желтой шляпке с вышитой звездой и с черной ленточкой на шее. Мошка шла позади, гордо подняв подбородок. Она напряженно не обращала внимания на смешки прохожих и ехидные комментарии, что ее собаку заколдовали. Клент же вышагивал с невозмутимым видом, помахивая тростью, словно его сопровождает благородная свита.
Таверна «Серый мастиф» была пристроена к старой городской стене и стояла чуть поодаль от соседних зданий. Она как будто привалилась к стене, напоминая вальяжного франта, наблюдающего за прохожими. Перед таверной имелись стойла для лошадей, а рядом отирались полдюжины мальчишек, спеша взять поводья у новоприбывших всадников. Время основательно потрепало таверну, ее стены походили на сыр, изъеденный мышами. Подойдя ближе, Мошка поняла, что щербины на камнях — это следы от пуль, еще небось с гражданской войны.
Клент стянул перчатки небрежным жестом, намекавшим на изысканность манер, и отмахнулся от воображаемой мухи. Приближаясь к конюху, он взял Мошку под руку. Та слегка растерялась, потому что Сарацин тянул ее в другую сторону, к лошадям, но девочке удалось пересилить гуся.
— Добрый вечер, приятель, — обратился Клент к конюху. — Не подскажешь, как нам внести в список нашего хохлатого орла?
Конюх, увалень в белом переднике, перевел взгляд на Сарацина. И перестал жевать соломинку.
— За короля Прэля? — спросил он неожиданно уважительным тоном.
То ли на него подействовало дружелюбие Клента, то ли он просто решил быть повежливей с орлом, который настроился отщипнуть пуговицу с его фартука.
— С вас шесть пенсов, сэр, — сказал конюх. — И если ваш боец победит, то вы получите пять шиллингов. И так за каждый бой.
Клент достал из кошелька шесть пенсов и не глядя протянул конюху, словно у него не было привычки считать деньги. Конюх повязал на руки Кленту и Мошке красные лоскуты и пропустил в таверну. Сарацин с неохотой оторвался от пуговицы.
Едва войдя, Мошка оценила размах заведения. Общий зал был метров шести в высоту, со стропил свисали на шнурках медальоны с гербами правителей, а вдоль одной из стен тянулся балкон для важных особ. Под балконом была дверь в кухню, через которую сновали слуги с подносами, уставленными всевозможными яствами. Фрески на стенах изображали сцены охоты и травли — Мошка увидела белых гончих, набросившихся на медведя, который стоял на задних лапах; пасти зверей были оскалены, кровожадные глаза вылезли из орбит. Воздух в таверне был пропитан запахом жареного мяса со специями и табачным дымом.
На секунду Мошке показалось, что на балконе она видит леди Тамаринд, и ее пробрала дрожь. Но потом она решила, что обозналась. Хотя сходство было поразительным — женщина была одета в пышное белое платье, какое было на Тамаринд в тот судьбоносный день; парик на ней был того же фасона; а на щеке, там, где Мошка заметила шрам у своей покровительницы, была нарисована звездочка. Однако у этой женщины были слишком большие губы, и она смеялась так вульгарно, как леди Тамаринд никогда бы не стала. И уж совсем немыслимо было, что леди Тамаринд прицепит себе черное сердечко на манжету.
В углу размещалась стойка, заставленная подносами с оловянными чайниками и кружками. Среди гор посуды сидела женщина, собирающая у посетителей монеты и наполняющая кружки.
