— Чего желаете, сэр? — обратилась женщина к Кленту.
— Пиво «Три витка» и полкружки сидра для моей юной спутницы.
Женщина прокричала в сторону кухни:
— «Три витка» и полкружки сидра!
И подмигнула Мошке с двусмысленной улыбкой.
— Чего еще?
— Мы привели с собой это благородное животное для участия в боях, — добавил Клент, кивая на Сарацина. — Где мы можем найти комнаты для тренировок?
— Дверь справа, — ответила женщина, показав, куда им идти.
Мошка взяла Сарацина на руки и последовала за Клентом сквозь толпу. Основная масса людей скопилась под балконом у манежа. Собственно, манежа почти не было видно из-за обступивших его мужчин — те пихались, махали кошельками, орали то восторженно, то огорченно.
— Давай! За Корицу и королевство! — заорал мужик и так рьяно взмахнул кружкой, что пиво выплеснулось на соседа. Тот, увлеченный боем, ничего не заметил.
— За павших при Лантвиче! — кричал он. — Хватай его за клюв!
Насколько знала Мошка, звериные бои существовали для того, чтобы сторонники разных правителей и политических партий выплеснули пар, но без поножовщины. Когда за Мошкой с Клентом закрылась дверь, отрезая вопли беснующихся болельщиков, девочка облегченно вздохнула.
Они пошли по коридору, где с одной стороны была череда кабинок, и в каждой сидел человек, науськивающий своего бойцового зверя. Один из них, засучив рукава, склонился над клеткой, откуда раздавалось недовольное чириканье. Он отхлебнул пива, но, увидев Мошку с Сарацином, шумно выплюнул его.
— Не обращайте внимания, мадам, — сказал Мошке Клент. — Очевидно, этот малый никогда не видел орла.
Они нашли свободную кабинку, пахнущую опилками. Едва они присели на стулья, как появился красномордый конюх.
— Хохлатый орел? — спросил он. — Как раз вовремя. Мы уже пишем противников на новый бой.
Мошка, борясь с дурнотой, посадила упиравшегося Сарацина в деревянную клетку и передала конюху. Как только конюх скрылся из виду, Клент потер ладони и обратился к Мошке:
— Ну, мадам, пора нам действовать.
Они вышли из кабинки и двинулись в разные стороны: Клент — обратно в общий зал, Мошка — дальше по коридору. Пройдя мимо нескольких кабинок, откуда доносились крики зверей и ворчание хозяев, Мошка оказалась в кладовой, где вдоль стены стояли большие бочки. На другой стене висели петушиные шпоры, намордники и поводки. Она сняла с крючка поводок, подумывая, не прикарманить ли его для Сарацина, как вдруг круглая стенка одной из бочек открылась, точно дверь, и изнутри выбрался человек в шляпе и с тростью.
Человек был высокого роста, с бледной пористой кожей, напоминавшей рисовый пудинг. Одет он был во все черное, а с пояса свисало кольцо с искусно выточенными ключами. Руки человека, изящные, как у подростка, скрывались под тонкими перчатками из телячьей кожи.
«Тетеревятник — это тень среди теней, — пронеслись в голове Мошки слова Клента. — Говорят, что пальцы у него тонкие, как у ребенка».
Глаза незнакомца были бесцветными, точно устрицы. Мошка вздрогнула, когда он поднял руку, но незнакомец лишь снял шляпу и протянул ее Мошке вместе с тростью, приняв ее за местную служанку. После этого он прошел в коридор.
Арамай Тетеревятник, тень среди теней, предводитель гильдии Ключников, остановился у одной из кабинок и зашел внутрь. Сразу после того, как он исчез, Мошка отправилась разыскивать Клента, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.
Уже через минуту она тянула его за рукав, округлив глаза и беззвучно шепча ему что-то. Подойдя к нужной кабинке, они увидели дверь в глубине, за которой скрылся Тетеревятник. Дверь, несомненно, была заперта, и Клент с Мошкой прильнули ушами к замочной скважине.
— Если бы я знал, я бы вам сказал, — услышали они мужской голос. — Но повторяю, мне ничего неизвестно.
— Пертеллис! — прошептала Мошка Кленту.
С горящими глазами они поднялись на ноги и направились в основной зал.
— Нельзя терять ни минуты, — говорил Клент на ходу, передавая Мошке платок. — Ты должна сейчас выйти на улицу, взмахнуть этим платком и уронить его. Это знак нашим друзьям на другой стороне улицы. Они поймут, что начался финальный акт драмы. Я встречу их в коридоре и укажу нужную дверь.
Мошка вышла в основной зал, и ее оглушил рев толпы вокруг манежа — крики одобрения мешались с возгласами отчаяния и отборными ругательствами. Она пробралась к выходу, помогая себе локтями и крепко сжимая в руке белый платок.
Выйдя на улицу, она сделала пару шагов и уронила платок, моментально втоптанный в грязь прохожим. Секунду она колебалась, подбирать платок или нет, но потом махнула рукой и вернулась в таверну.
Толпа вокруг манежа неистовствовала. Мужчина кричал с лестницы, ведущей на балкон:
