– Тихо! Или ты торопишься стать ужином?
– Скидывай мигом мешок! – яростно сказал неизвестный, накалившись до предела. – Клянусь, иначе убью тебя и оставлю им на съедение. А они уж не будут разбираться, сколько здесь было человек перед тем, как они нашли твое вкусное мясо.
Тем временем кашель с новой силой заставил согнуться незнакомца, сверкнула очередная молния, очень вовремя, и этого Игорю хватило, чтобы оказаться рядом с противником. Одной рукой оттолкнул ствол обреза в сторону, а другой упер выступающий из-за полы плаща АКСУ ему в живот.
– Тебе все еще кажется, что я отдам свой рюкзак добровольно? – четко проговорил Потемкин прямо на ухо не успевшему опомниться незнакомцу.
Тот явно испугался. Задрожал так, что это ощутил и Игорь. А на нем, кроме тяжелого войлочного плаща, были ведь еще теплый комбинезон, бронежилет и разгрузка. Жаркие деньки остались давно в прошлом. Сначала ядерная зима года на три завладела миром, потом наступила более или менее сносная погода, когда температура на термометре редко поднималась выше десяти градусов по Цельсию.
– Стой! Прости! Ради дочери! – зачастил вдруг незнакомец. – Ради моей больной доченьки, прошу, не убивай. Мне только лекарство нужно. Один маленький пузыречек какого-нибудь, все равно какого лекарства. Я только ради этого тебя остановил. Ради нее, любимой. Не оставляй умирать, помоги…
– Заткнись!
– Но… Сочувствие у тебя есть или…
– Да захлопни ты свою пасть! – еще злее прошептал Игорь, с силой вдавливая ствол автомата ему под ребра.
Незнакомец наконец умолк, вняв доводам разума и давая Потемкину возможность прислушаться к окружающей тишине. Далекий подозрительный звук больше не повторился. Показалось, наверное, хотя кто ж разберет, когда у рядом стоящего незнакомца грудь разрывается изнутри от невероятных хрипов.
– Тебе повезло, – наконец прошептал Игорь. – Я лекарь. Но в случае чего могу и замочить, причем, не испытывая ровно никаких мук совести. Так что повежливей, и веди уж, а то стоим, ждем здесь незнамо чего, в полной темноте. Да… И отдай-ка ствол мне, пока не поранился.
– Да-да, – пролепетал трясущийся то ли от страха, то ли от болезни незнакомец, передал оружие Игорю и засеменил вперед, удерживаемый за шкирку тяжелой рукой лекаря. – Здесь недалеко. Прямо у кладбища.
«Как удобно, – мелькнуло в голове Потемкина, – в случае появления серых падальщиков будет возможность скрыться».
– Как тебя звать? – спрашивал Игорь, тем не менее, не забывая держать палец на спусковом крючке. Мало ли что? Подобные типы обычно и промышляли тем, что подстерегали случайных путников в своей деревеньке, никогда не покидая насиженного места. Жили обособленно, были хитры и очень опасны для проходящих мимо людей. Давно, когда Катастрофа только случилась, населенные пункты грабили. Но даже годы спустя там все еще можно было обнаружить что-то ценное, необходимое. Вот поэтому случайные путники никогда не проходили мимо заброшенной деревни или поселка, где их частенько подстерегал неожиданный сюрприз. Какой-нибудь урод, наподобие этого, грязный, оборванный и сильно деградировавший, нападал и забирал все более или менее ценное. И редко когда путнику удавалось спастись.
– Игнат я, – прохрипел незнакомец.
– Что с дочкой?
– Больная совсем, – снова зачастил оборванец. – Очень больная. Ей бы лекарства чуть-чуть.
– Все, заткнись, – Потемкина уже тошнило от этого типа. – Почему, когда была возможность, ты не ушел к людям? Не увел ее к ним? Недалеко, вроде, город. Юрьев-Польский, кажется. Может, там еще осталась цивилизация, защита, питание, доктора…
– Цивил-изаааация, – Игорю то ли показалось, то ли Игната чуть не вывернуло изнутри, когда тот произносил это слово. Оборванец несколько раз с шумом сплюнул. – Оружие – да. Защита – нет. Сила, сила, сплошная сила. Как я мог оставить дочку с ними? С этими садистами. Насилие, страх, власть и смерть… Смерть. Смерть. Смерть…
– И давно ты был там? В городе?
– Когда дочке пять стукнуло, а жена… Жена ушла, – Игнат снова раскашлялся.
– Она вас бросила? – почему-то не удивился Игорь, но вместо слов оборванец зарычал.
– Бросила! Именно! Свалила на тот свет, прихватив Ваньку и Славку. Любимых сыновей. Бросила, сучка! Лучше б я ее сразу пристрелил! Чего было детей мучить? Резать их? Колоть? Слава богу… – на этой фразе он вновь раскашлялся, потом тяжело сплюнул, словно сболтнул что-то лишнее. – К чертям бога! Не поступил бы он так со мной и моими детьми! Но вот Ольгу удалось спасти. Тогда и мотался я в этот твой чертов город. Да встретили меня там, как… Как дерьмо. Еле ноги унесли с дочуркой!
– А сколько ей сейчас? – спросил Потемкин, чтобы понять, как давно они ходили в город. За десятки лет все могло перемениться. Особенно власть. Она порой в небольших общинах менялась слишком часто.
– Да я разве считал? – оборванец пошел дальше. – Но с тех пор достаточно лет прошло, чтобы из маленькой крохи вымахала такая красивая, сочная деваха. Увидишь – ахнешь! Даже подумать не мог, что такую деваху сотворю…
Эти слова почему-то не понравились Потемкину. То ли из-за того, как они звучали, то ли оттого, с каким вожделением в голосе их произносил Игнат. Так
