которым оказался в темноте, с режущей болью в ногах.
Все объяснялось просто. Та зачистка, которую они с командой устроили, вызвала обвал деревянных строений, Алексей не успел выбраться из здания, и его накрыло. Страшно было даже представить, какой вес обрушился вниз, складывая гармошкой деревянные этажи внутри пустого цеха. Скорее всего, теперь болело все и у всех, кто находился в помещении. Страдания не обошли стороной никого.
Юдин попытался согнуть левую ногу, но дернул слишком сильно, и крик вновь вырвался на свободу. Что-то придавило сверху, не иначе. Тогда Алексей попробовал нащупать границы места, где оказался. И был неприятно удивлен – руки везде натыкались на дерево. Кроме того, над головой тоже были доски. Сердце забилось сильнее. Осознание, что мужчина заперт внутри деревянной коробки размером метр на два, повергло в панику. Алексей с новой силой попытался освободить ноги, сжимая зубы от нестерпимой боли и захлебываясь криком, как и сотни других пострадавших вокруг. Устав от бесполезных попыток выбраться, Юдин успокоился, некоторое время мысли метались в голове от испуга, затем он протянул руку и просто нащупал сначала одну, потом вторую ногу, изогнувшись, насколько мог.
Фух! На месте! Уже хорошо, но более детальное обследование выявило доску, торчащую в одной, и брус, придавивший другую. Та, которую проткнула доска, была мокрая и липкая: сразу представилось, как кровь тугими толчками вытекает из раны. Мужчину на мгновение парализовало от ужаса: ведь вместе с кровью обычно уходит и жизнь… медленно, рывками. Но потом он вспомнил, что братья спаслись. Должны были, обязаны, ведь они намного раньше его проследовали к выходу. А если так, то непременно его откопают, Алексей не сомневался в этом. Оставалось меньше двигаться, чтобы не тревожить раны, и ждать. Все-таки он не так далеко от выхода, откапывать недолго…
Время растянулось. Когда ты один в темноте, время кажется бесконечным. Минуты превращаются в часы, те – в дни. Да и мысли не помогают. Они словно погружаются в патоку, вязкую, как сама тьма, которая кажется живой и с каждой минутой душит, обволакивает, сжимает бренное тело и мысли в комок, растворяет их в бесконечном пространстве вечной ночи. А вокруг, будто огоньки, гаснут последние крики, остаются лишь самые стойкие, и те через какое-то время затихают, сливаясь с кажущейся вечной тьмой. Сколько уходит времени на смерть окружающих, неясно. Время, изменившееся в темноте и одиночестве, не дает никакого представления об этом.
Сколько прошло? Минута, час или день? Алексей не имеет ни малейшего понятия, рана не дает возможности двигаться, а боль окунает в забытье, иногда возвращается в сознание новым приступом. И наконец, Юдин понял, что остался один на один с темнотой, и временем, и тишиной… Все умерли, все…
Хотя нет. Вот какой-то новый звук. Скрежещущий. Он так сильно отличается от криков и стонов, что Алексей поднимает голову из последних сил и прислушивается. Вот снова. Он исходит оттуда, где, по его расчетам, должен быть выход, к которому он не успел. Трещит ломаемая чужим усилием доска, потом еще одна, и еще. Не забыли… братья должны были прийти и пришли. Но почему так долго? Небольшая тревога сквозит в этой мысли, и Алексей проникается ею, словно она – уже знание. Разум подсказывает, что нечто в происходящем неправильно, но что… то же сознание не может дать на это ответа, да и погрузившийся от ран в лихорадку организм все больше сдает, мысли путаются, а темнота перед глазами белеет, расплываясь в тумане, озаряемом иногда разноцветными вспышками в такт бьющемуся сердцу.
И вновь Алексей приходит в себя от звука ломаемых досок – со злостью, с каким-то животным остервенением ломаемых, будто человеку надоело долго разбирать преграду, не дающую подступиться к добыче… Добыче? Неужели эта мысль возможна? Безумная и нереальная, но Юдин слишком долго был в этой беспросветной капсуле из дерева, чтобы поверить, что это люди спешат на помощь. В это уже не верится.
И вот последняя преграда сломана, и вновь тишина. Алексей пытается раскрыть шире глаза, чтобы хоть что-то увидеть, но перед ним вновь только разноцветные узоры, рисуемые воспаленным воображением.
– Кто здесь? – голос совершенно чужой, сиплый от долгого молчания и сорванный криком. Рука медленно нащупала осколок доски, сжала, выставила вперед.
Алексей покрылся испариной, пытаясь понять,
Нет. Перед Юдиным кто-то определенно находился. Он ощущал это каждой частичкой кожи, каждый волосок на теле поднимался от неестественного ужаса. Наконец, словно легкое дуновение, его коснулось чужое дыхание. Зловонное до невозможности. Алексей застыл, члены и мышцы буквально отказали, не в силах пошевелиться перед неведомым существом. Оно так близко… Оно в темноте заглядывает в глаза Юдину, а мужчина этого не видит.
Страх мурашками разбежался по телу, Алексей ткнул рукой с осколком доски прямо перед собой в надежде спугнуть неведомую тварь, но не тут-то было. Доска скользнула по чему-то очень крепкому, не причинив существу никакого вреда. А оно в ответ протянуло руки и коснулось Алексея. Мужчина попытался в омерзении отдернуть голову: влажные горячие пальцы, дотронувшиеся до шеи, вызывали отвращение, но существо все же сомкнуло их. Юдин задергался и замолотил кулаками по неведомой твари, не обращая внимания на вспыхнувшую от резких движений в ногах боль. Но тщетно – чужие руки только сильней сжимали горло и тянули на себя, одновременно поворачивая голову. В какой-то момент крик оборвался, хрустнули позвонки и затрещали жилы.
Невидимый в темноте Митяй поднял в руках голову Алексея, слизнул капающую кровь и посмотрел по сторонам. Здесь еще много трепыхающихся тел.
