Роза и червь

Рианнон. Интеграция

тёплое

сине-зелёное

синее вверху, зелёное внизу

жар солнца, порывы ветра

запах конского пота, металла, кожи, травы

синее небо и выцветше-зелёное, вытоптанное поле

звон колокольчиков близко, над головой

Что там, вверху?

Синее небо и белое знамя с изображением обезьяны, обшитое по золотой кайме колокольчиками. Оно колышется на ветру и звенит.

Что впереди?

Пустое, вытоптанное поле и за ним, на расстоянии двух полётов стрелы, вражеский строй. Сверкающие бронзой щиты пехотинцев. Нагрудники и султаны лошадей. Башни слонов. Знамёна и царские зонтики над колесницами.

Что я слышу?

Рёв слонов. Ржание коней. Трубные сигналы боевых раковин. Многотысячеголосый шум двух морей возбуждённой человеческой биомассы, морей, готовых нахлынуть друг на друга, сшибиться, смять, раздавить.

Где я?

На Курукшетре, на священном поле великой битвы сынов Бхараты / В вирте, конечно. Где же ещё?

Кто я?

Я Арджуна, сын Индры, на своей колеснице, в строе Пандавов, препоясанный шкурой чёрной антилопы, с натянутым луком в руке, с раковиной в другой / Зара Янг. И какой грязи и гнили всё это значит?

– Что… – Я не узнаю свой голос. – Это… Значит?

Колесничий оборачивается, прекрасный юноша в золотом головном уборе, с улыбкой во весь белозубый рот – в точности такой, каким обычно изображают Кришну.

– Приветствую, Зара, – говорит Кришна голосом Червя. – Я поместил ваше сознание в культурно-мифологический контекст, максимально соответствующий этической дилемме, которая перед вами возникла. Ведь вы хорошо помните Бхагавадгиту? Знаю, что помните.

– Да-да, понятно. Я должна воевать против своих, такова моя карма. Или дхарма? А теперь будьте любезны, верните меня в реал.

– Как вам будет угодно.

Резкий наплыв темноты и тошноты.

Зара открыла глаза.

Она лежала на кровати. Всё в той же полости в Рианнон, что была назначена местом её заточения. Она чувствовала себя омерзительно, как наутро после неудачно подобранного коктейля из нейромодуляторов.

– Я завершил свою инсталляцию в вашу нервную систему, – послышался ниоткуда голос Червя, всё такой же мелодично-размеренный. – Кстати, не перейти ли нам на «ты», раз уж между нами установилась столь интимная близость?

– Нет, не перейти, – с трудом выговорила Зара. – Именно поэтому. Хочу сохранить хоть какую-то… символическую дистанцию. Сколько времени прошло?

– С момента инъекции? 47 минут.

– Либи жива?

– Да. Через Бюрократа я открыл двери её камеры и никому это не показал. Она на свободе и в режиме максимального благоприятствования со стороны Бюрократа. До самого момента казни все будут считать, что она в камере. Я сделал своё дело, теперь пусть она позаботится о себе сама.

– А я? Меня вы не собираетесь выпускать?

– Выпущу, если ваши люди не догадаются сделать это сами. Но я почти уверен, что догадаются. Итак, продолжим нашу беседу?

– А сейчас мы что, не беседуем?

– Я чувствую в вашей интонации раздражение, даже враждебность. – В голосе Червя как будто появился лёгкий оттенок сожаления. – Не нужно этого, Зара. Я ваш друг, и нам предстоит провести вместе вечность… Я имею в виду беседу о серьёзных вещах, гораздо более важных, чем текущая ситуация в этом астероиде… Ну так продолжим? – Зара слабым движением головы обозначила кивок. – Думаю, в вирте это будет комфортнее…

Она закрыла глаза и приготовилась снова оказаться в мире Махабхараты. Но нет. На этот раз Червь отправил её сознание в другой культурный контекст.