Голубая мгла подводного мира… Микроскопическое зрение (Зара сразу вспомнила отцовские микрариумы). В воде, зернисто кишащей бактериями, беспорядочно вертелись и подёргивались палочковидные микробы.
– Это, как вы правильно догадались, одноклеточные, – донёсся голос Червя. – Первая ступень развития жизни. Я не знаю, и никто не знает, как выглядели первые клетки на Земле. Поэтому хочу показать вам историю жизни на другой планете. Она в тысячах парсек отсюда, но её история довольно похожа на земную, и вы легко увидите параллели.
– Это что, очередной инфодамп? Лекция по биологии?
– Скорее по галактической социологии. Впрочем, скоро вы увидите, что это одно и то же. Я рассказал вам о Галанете, но это скорее метафора, и она слишком односторонняя. Чтобы вы лучше поняли ситуацию за пределами Солсистемы, я должен показать вам её с другой стороны. Использовать другую метафору, не компьютерную, а биологическую.
– Хорошо, продолжайте.
– Вот основная мысль моей лекции: в ходе эволюции организмы интегрируются, объединяются друг с другом во всё более сложные и крупные структуры. Сейчас перед вами первый этап. Клетка делится, но её потомки не уходят в свободное плавание, а остаются приклеенными к родителю.
Перед Зарой возник игольчатый сросток клеток-палочек. В ускоренной съёмке она видела, как он увеличивается и ветвится. Масштаб уменьшался, пока отдельные клетки совсем не пропали из виду.
– По мере того как разрастается клеточная семья, отдельные клетки в ней приобретают специализацию, клетка-матка учится производить разных потомков на основе одного генома. Так появляются полноценные многоклеточные существа, которые живут и размножаются как единое целое.
В мутной воде покоилось, вырастая из песчаного дна, нечто похожее на… губку? мшанку? коралл? Из её щелястых недр поднимались и сносились течением мелкие полупрозрачные… споры? икринки? Наплыв виртуальной камеры на одну такую крупицу, сильное увеличение – и Зара увидела личинку, похожую спереди на многощетинкового червя, а сзади, с плоского хвоста, на головастика. Личинка волнообразно извивала хвост, самостоятельно прокладывая себе путь сквозь воду.
Другая сцена. Целая стая щетиноголовастиков играла в пронизанной солнцем воде, совсем как мелкая рыбёшка. Червь, несомненно, прокручивал перед ней миллионы лет эволюции какого-то инопланетного вида. Выросшие, обросшие известковым панцирем щетиноголовастики рылись в донном грунте своими сильно развившимися щетинками. Одни сцеплялись друг с другом и спаривались, другие метали икру, и тут же из созревших икринок вылуплялись новые личинки… Итак, теперь они размножались сами по себе, без материнской «губки». Как же такое называется?
– Термин, который вы пытаетесь вспомнить – неотения, – проговорил Червь. – Но это так, второстепенная деталь. Вернёмся к основной теме. Интеграция. На первом этапе одноклеточные существа объединяются, как вы видели, в многоклеточных. На втором – многоклеточные объединяются друг с другом. Сначала опять-таки в семьи.
В ускоренной съёмке Зара видела, как щетиноголовастики всё реже плавают и всё чаще роются в грунте; как по мере эволюции хвост у них усыхает, а щетинчатая передняя часть развивается в нечто вроде короткой игольчатой многоножки. Затем она увидела подводную гору, похожую на коралловый риф, и тут же – эту гору в разрезе. Не риф, а колония иглоножек, что-то типа подводного муравейника. По лабиринтам его ходов ползали иглоножки- рабочие, неутомимо таская яйца и кусочки пищи. В центральной камере покоилась гигантская матка, утратившая колючки, похожая на бледную голую гусеницу. Сфинктеры яйцекладов безостановочно выдавливали из себя яйца, и тут же на теле матки копошились иглоножки-трутни, тоже гладкие, напоминающие мокриц. В воде вокруг рифа роились иглоножки-охотники с развившимися из щетинок плавниками.
– Муравьиный путь эволюции – тупиковый, – сказал Червь. – Отдельные особи общаются между собой запахами. Химические сигналы – слишком узкий канал обмена информацией. Отдельная иглоножка обрабатывает больше информации внутри себя, в своей нервной системе, чем в общении с другими особями, а потому сохраняет индивидуальность. Эта семья никогда не разовьётся в полноценный многотелый организм, такой, что отдельные особи потеряют индивидуальность и будут сведены к роли клеток. Такая степень интеграции будет достигнута на другой ветви эволюции. У тех существ, что изобретут более ёмкий канал общения друг с другом. Посмотрим же на них.
Зара снова увидела роющихся в иле щетиноголовастиков, и снова в ускоренной съёмке миллионы лет эволюции пролетели за минуты. Щетиноголовастик рос. Щетинки усложнялись, развивались в подобия клешней и гребных плавников, но не исчезал и хвост… и наконец существо, похожее на рака с гладким хвостом тритона, выползло на сушу. Ракотритоны поначалу были неуклюжи. Но постепенно их очертания приобретали изящную поджарость, походка – быстроту и уверенность.
В пышной зелени джунглей чужой планеты перед Зарой мелькали бесчисленные, поражающие разнообразием виды потомков ракотритона. Двуногие и четвероногие, ползающие, ходящие и прыгающие по деревьям, крошки величиной с палец и гиганты выше человеческого роста… Но наконец в этом калейдоскопическом хаосе виртуальная камера остановилась на одном виде, и дальше следила только за ним.
Это было грациозное существо величиной с кошку, общим планом тела похожее на кенгуру или двуногого динозавра – пара сильных ног, горизонтально посаженное тело с длинным хвостом-балансиром. Вот только передних маленьких лапок было не две, а четыре, плюс сложная система клешней, усиков и жвал вокруг ротового отверстия на конце конической головы. Тело ракозавра было покрыто колючими панцирными щитками цвета старой кости, а передвигался он то кенгуриными прыжками, то шагами, в пластике которых чудилось нечто птичье.
