чуешь, а… всей собой, что ли? Не знаю, как иначе сказать!
– Я то же самое почувствовала, – кивнула я, стараясь не вспоминать Аделин.
Создатель… Аделин, сестренка моя, она же не со зла это сотворила, по глупости, за что же ей это? Как ее выручить? Да и сможет ли она стать прежней, если мы избавимся от Рикардо? Кто подскажет?
После горячей ванны мне стало легче, и я улеглась, зная, что снова не буду спать всю ночь. И Рыжий еще не вернулся… Где-то он, что с ним?..
Видно, я все-таки задремала, потому что проснулась от шума внизу: это приехал Рыжий. Что-то говорили слуги, чем-то гремели, звенели… Наконец, все стихло, а я так и лежала без сна, глядя в темный потолок.
В дверь вдруг негромко постучали.
– Кто? – спросила я, привстав.
– Я, – шепотом ответил Ян. – Госпожа, не побрезгуй… Рыжему что-то худо…
Я вылетела из постели в чем была, только шаль накинула.
– Он как вернулся из дворца, спросил только, как ты, – сбивчиво объяснял Ян по пути, – ему сказали, мол, спать легла, он вроде успокоился. Правда, отмывался, будто в болоте побывал, все ему мало воды было… Есть ничего не стал, сказал, от одного запаха с души воротит. Ну и улегся… А я под дверью ночую, слышу – не то стонет, не то плачет, говорит что-то не по-нашенски, и не на шонгори, это я уж привык отличать, быстро-быстро так, будто уговаривает кого-то…
– Может, отравили? – Сердце у меня оборвалось.
– Так у него при себе кое-что имелось, Леата дала. И мне он первым делом попробовать давал, сказал, обычай такой, пускай король не сердится… Не было никакого яда, – уверенно сказал Ян. – Не то и мне бы уж поплохело. Я там… хм… хорошенько напробовался, Рыжий мне так и совал под стол кусок за куском, будто я собака господская. Ну так неплохо они живут!..
– А почему ты Леату не разбудил? Или Медду? – пропустила я мимо ушей его откровения.
– Да пока их растолкаешь! А ты ночами не спишь, госпожа, я уж помню…
Я остановила его жестом, толкнула дверь в комнату Рыжего и остановилась на пороге. Он и впрямь метался во сне и говорил что-то… что-то странное на чужом языке. Мне почудились знакомые слова, но…
– Иди, я побуду с ним, – сказала я Яну. – Далеко не уходи, крикну, если что.
– Только позови, госпожа, я тут как тут, – заверил он, и я плотно притворила дверь, а сама подсела к Рыжему.
Он был горячим, как обычно, только лоб оказался холодным и влажным, а дышал Рыжий как загнанная лошадь.
– Что с тобой? – шепнула я, присев в изголовье. – Ну, что такое? Это из-за той мерзости, что поселилась во дворце? Будто плесень или что-то похуже, я все не могла отмыться… И я ведь просто смотрела со стороны, а ты разговаривал с
– Хозяйка… – Рыжий приоткрыл глаза. – Ты…
– Ты что это вдруг болеть удумал? – спросила я.
– Это не болезнь. Просто… плохо. Надышался там… – Он запрокинул голову, а я встала и распахнула окно. Спасибо, в богатом особняке они открывались, не было нужды выставлять раму целиком! – Не поможет, тут сам воздух отравлен… Но это пройдет, правда. С непривычки тяжело, но уже отпускает…
Рыжий и впрямь задышал глубже и ровнее.
– В сказках говорится, что в чертогах фей нельзя есть их пищу, – вспомнила вдруг я. – Иначе навечно останешься там.
– Но Рикардо – не настоящая фея, – покачал головой Рыжий, – и это не его чертоги. Он занял их обманом.
– Уверен?
– Конечно, уверен, иначе не сел бы с ним за один стол. И не стой босиком на полу, – шепнул он, – застудишься.
– Почем тебе знать, что я босая?
– Если в одной сорочке прибежала, неужто успела обуться? – ухмыльнулся он. – Или я не прав?
– Прав, – сказала я, – и ноги у меня замерзли. Хоть днем и стоит жара, а к вечеру все же холодает… А раз ты передумал умирать, то отогревай!
– Что?..
Рыжий был жарким, как печка, большим и… каким-то угловатым. И неуклюжим. И неловким, не иначе с перепугу: не всякую ночь к тебе под одеяло забирается королева.
– Хозяйка, – проговорил он, когда я прижалась к его груди, – не надо. Я говорил ведь уже, я не ради…
– Я помню.
– И я – не твой князь, – безжалостно произнес Рыжий. – Я не он.
– Я знаю, – прошептала я и крепче вцепилась в его плечо. – Вы до странного похожи, но ты не он. Я не ищу замену Саннежи, если ты об этом, его никто