– Ага, – отозвался он и не дал мне произнести ни слова.
– Да погоди ты… – я отвернулась, – знаешь же, не люблю, когда ты небритый… Настолько невтерпеж?
Он только кивнул, да я и сама чувствовала, как напряжено его естество.
– На крыльях ветра, поди, летел, сказал же, что будешь под утро, ан ночью успел! – усмехнулась я, но он не поддержал шутки, продолжая исступленно целовать мои плечи и грудь.
Так Рыжий вел себя только однажды, когда ему было совсем скверно после приема в королевском дворце, и я подумала, что на этот раз, видно, ему тоже пришлось нелегко… и вдруг насторожилась. Рыжий не носил перстней, а я явственно ощущала холодок металлического ободка на его пальце. Может, Рикардо подарил, пришлось надеть? Но Рыжий бы снял дареное кольцо, едва только покинув дворец, я уверена! И запах… от Рыжего всегда, хоть в трех водах его мой со щелоком, пахло дымом. Он уверял, что виной тому краска Леаты, но это был совсем другой запах! Сейчас я тоже ощущала его, но… от Рыжего пахло лесным костром, а то и пожаром, а это была скорее печная копоть. И еще – он всегда много говорил, порой смешил меня до слез в самый неподходящий момент, а теперь молчал… Что же случилось?
И вдруг запястье мое рвануло болью, словно от ожога. Я невольно ахнула, скосила глаза – совсем позабытый тоненький браслет, который сплел мне Рыжий, светился тусклым золотым огнем, жег кожу на запястье… Я вдруг сообразила: Рыжий ведь всегда жаркий, как та самая печка, не обжечься бы! И это не от болезни, как я думала поначалу, просто таким уродился, как он говорил, зато в самые студеные ночи не замерзнешь… А сейчас меня касались самые обычные руки, и тело тоже было обычным на ощупь, чуть влажным, видно, от пота, а не горячим и сухим, как обычно у Рыжего… и шерсти у него на груди столько нет, и волосы намного длиннее и жестче!
– Подвинься, я по-другому хочу, – сдавленно проговорила я, и чуть только незнакомец приподнялся, вывернулась из-под него, заодно схватив свой топорик, я его держала пусть не под подушкой, но рядом. – Ты кто?!
– Госпожа, я… – прошептал он, и я узнала голос:
– Маррис?! Но как ты сюда пробрался?
– Окошко открыто, – проговорил он. – Госпожа, я…
Договорить он не успел: снаружи послышался перестук копыт, голоса, и Маррис, схватив одежду, выскочил в окно, благо было тут не слишком высоко.
– Рыжий! – позвала я чуть не во весь голос. – Рыжий!..
– Здесь я, хозяйка! – отозвался он, грохоча чем-то на лестнице. – Погоди чуток, хоть сниму с себя эти тряпки…
– Иди сюда, скорее!
– Ты что? Что стряслось? – даже попятился он, когда я кинулась ему на шею в чем мать родила. – То есть я рад такой встрече, но… мне бы помыться с дороги.
– Мне тоже… – выговорила я, держась за него изо всех сил. – Рыжий… Рыжий мой…
Потом, помню, он держал меня на коленях, завернув в шонгорское покрывало тонкой работы, и пытался дознаться, что же произошло. А я и сама не думала, что настолько испугалась! Не насилия даже – обмана, который едва не проворонила!
– Что же с Дерриком случилось, если он Марриса не устерег? – пробормотал Рыжий, когда все-таки разобрался в случившемся. – И что Маррису в голову стукнуло? Ну, не убивайся так! Ничего не случилось… не случилось ведь?
Я помотала мокрой головой: Рыжий сам засунул меня в лохань, не доверив Медде, и отмывал до скрипа, как я потребовала, чтобы смыть с меня следы чужих прикосновений.
– Твой браслет, – я протянула руку, – предупредил, как ты и сказал. А топорик у меня всегда при себе…
– Вот видишь, – улыбнулся он и улегся рядом. Мне показалось, что его татуировка едва заметно мерцает в темноте. – Жаль только, что ты башку этому поганцу не раскроила, лови его теперь… Да поди знай, что он отчудит! Надо сматывать удочки, вот что, а то, не ровен час, подведет он нас всех, подставит… Да что ты так дрожишь? Замерзла?
Я снова помотала головой.
– Понятно, это из тебя страх выходит, – серьезно сказал Рыжий и обнял меня еще крепче. От него исходило ровное тепло, и скоро меня перестало трясти, как в ознобе. – Ничего. К утру пройдет, слово даю.
– Как я могла вас спутать? – прошептала я. – Он же совсем другой. Пахнет иначе, прикасается по-другому… Он молчал, да, видно, чтобы не выдать себя голосом, но все остальное…
– Хозяйка, спросонок и тебя с Меддой перепутать можно, – серьезно сказал Рыжий. – Не кори себя. Сдается мне, не просто так он явился. Не такая великая у него к тебе любовь, чтоб под покровом ночи, как в книжках пишут, явиться к тебе да выдать себя за другого. Что-то тут кроется, а что – я пока не понял.
– Скорее бы убраться отсюда! – выпалила вдруг я. – Никогда бы не подумала, что скажу такое о родном городе, но… мне плохо тут! Воздуха не хватает…
