Нос нещадно терзало тошнотворным запахом горелых волос, а губу, похоже, облили расплавленным свинцом. Замычав, Карат дернулся, раскрыл глаза, причем лишь с частичным успехом — левый картинку не выдал, веки будто склеились.
Некто неизвестный, с бритой наголо башкой и мордой дегенерата в шестом поколении, щелкнул перед лицом дешевой зажигалкой и, радостно осклабившись, громко произнес:
— А этот и правда не жмур.
— Без тебя будто не знали… гений.
— Я ему губу припалил, так он сразу подскочил.
— Уймись уже.
Сознание вроде бы вернулось, но работало как-то плохо. И одним глазом непривычно работать. Но даже половины зрения хватило, чтобы понять — Карат находится в крытом кузове грузовика, который в данный момент движется по усеянной кочками и ямами местности. Трясет неимоверно. Освещение только от узких бойниц, оборудованных в подпертом арматурными решетками тенте, позади на самодельной турели установлен крупнокалиберный пулемет, стволом уткнувшийся в трепыхающийся на ветру брезент.
Помимо урода, который только что припалил ему небритую губу, здесь находились еще четверо. Трое похожи на этого садиста как родные братья: откровенно бандитские хари; потасканный камуфляж или просто крепкая гражданская одежда; у каждого под рукой оружие. Один явно не из их компании, он лежал позади, возле пулемета, руки закованы в наручники цепочка которых переброшена через прут решетки, которая прикрывала борт.
Тоже, кстати, в камуфляже, но не затасканном. Хотя грязи на нем хватает, это можно разглядеть даже одним глазом при скудном освещении.
Над Каратом завис верзила с габаритам шкафа-купе и физиономией, на которой даже при помощи мощной оптики вряд ли получится обнаружить следы интеллекта.
— Ну что, чушкарь, оклемался? Кто такой? Обзовись. Молчишь? То есть в молчанку решил сыграть? А может тебе зубы жмут?
Расставаться с зубами Карат сегодня не планировал и поэтому, разлепив запекшиеся губы, выдавил:
— Карат.
— Карат? А мы тут подумали, что ты свежак.
— А я и есть свежак. Окрестить успели.
— Расист твой крестный, что ли?
— Нет, Шуст.
— Не знаю такого. Сколько народа у Расиста?
— Вроде шестеро было, других не видел.
— С кем-то по рации или еще как-нибудь трещали?
— Не слышал.
— Не слышал он, ну надо же… А чего они вынеслись из канавы? Кто нас сдал?
— Растяжку увидели. Расист не стал подходить, сразу приказал дым дать и уходить за дорогу.
«Шкаф» резко развернулся к «дегенерату»:
— Ну ты! Гений тупизны! Какого они твою растяжку срисовали?! Совсем забыл где ты есть и что за такое может быть?! Опух?!
— Э! Чугун, не гони волну. Там все ништяк было, на тонкой леске и без следа. Четко сработал, без косяков, зуб даю.
— Это ты Раулю расскажи.
— И расскажу.
— А может ты ему еще и очко поцелуешь?
— Да я и вдую ему, если вокруг побреет.
— Раулю вдуешь?!
— А почему бы и нет?! Да я и элите вдую! И скребберу! Хоть кому, жалко что ли, достал ты уже меня тупыми наездами!
— Пасть заткнул! Притих резко! Совсем крыша потекла?! Кто такое вспоминает вообще за стабом?! Дебил тупой!
— Да ты сам дебил! Мы в стабе, разве не видишь, что тут за асфальт.
— Это тройник голимый, его ладонью накрыть можно, так что фильтруй базар.
— А мне по барабану — все равно стаб.
— Да тебе, я смотрю, все по барабану. У нас дело на мази было до твоего косяка, Расист шел через полосу четко, как и ждали, а то, что они мимо траншеи к дороге рванут, не ждал никто. И все из-за вшивой растяжки. А кто ее ставил?! А?!
— Может свежак врет, давай нормально спросим.
— А откуда он тогда вообще про ту растяжку узнать мог?! Мысли твои прочитал?! Да ты же совсем тупой, какие там могут быть мысли!
— Сказал же, волну не гони, все путем у нас, мы этого козломордого взяли, теперь есть о чем с внешниками базарить.
