группы испанских пехотинцев. Конкистадорам достались только тела двух лягушатников, над которыми те вдоволь поглумились, пока Дмитрий на парашюте доволок Главного в какие-то заросли и сумел через его комп связаться со своими. Их подобрали через сутки. А когда Дмитрий вышел из госпиталя – война с пришельцами уже закончилась. Ватиканской конвенцией решено было разрешить визитерам из окрестностей Сириуса проживать по бессрочной гостевой визе в любой стране земного шара. Поэтому своего первого «серожопого» Капитан увидел много позже – когда приезжал в Москву по делам службы.
Кроме омерзительной, обрамленной костяными гребнями рожи, ненавидеть его было не за что, поэтому Дмитрий решил остановиться на позиции «доверяй, но проверяй»: старался говорить о пришельцах в меру спокойно, но, на всякий пожарный, выучил матчасть: слабые места инопланетного противника, способы парализовать и уничтожить космического врага.
Признаться, и сегодня, когда спецгруппу вызвали в политех на «задачу С», – первой мыслью было, что стрелок – сириусянин. Но тот сидел в углу, не высовываясь, так что даже ни один из снайперов не мог с уверенностью сказать, что «серожопый» в здании. Подтверждалось это скорее методом от противного: первый в городе инопланетный студент не находился нигде, а значит – мог быть только в кабинете со стрелком.
Угэй, казалось, стал вдвое меньше, съежившись в углу. Его липкий пот лил на пол и парту, пачкая пиджак Сидорова, от которого под действием кислоты осталось совсем немного. Только белела в бурой куче расползшейся ткани нашивка факультета – четверка разноцветных рук в круге земного шара.
Довлет схватил Анатолия Сергеевича за руку и толкнул к двери, указывая на нее пистолетом.
– Мне казалось, правильно будет учить вас поступать и думать, как я. – Анатолий Сергеевич шагнул к ученику, но остановился, поняв, что сделает только хуже. – Ты прав, я сам себе казался таким терпимым – и оказался не готов к тому, что с нами будет учиться Угэй. И на старуху бывает проруха. Есть у русских такая идиома. Но если ты спросишь сейчас, как надо поступать, то я снова отвечу: поступай, как я. Как Йа. Как он.
Сидоров вздрогнул. Ярко-синие глаза на смуглом открытом лице наполнились такой грустью, что Анатолий Сергеевич почти физически ощутил волну сострадания.
– И жить, как будто ничего не произошло? Будто они не забрали у нас планету?
– Можно мне в туалет? – тихо попросил Туан.
– Зассали мы, получается, Анатолий Сергеевич, – погрозил вьетнамцу пальцем Довлет.
– Можно подумать, планете легче будет, если один мальчик убьет другого, – ответил Анатолий, с досадой глядя, как ерзает на стуле Туан, дожидаясь, пока ему разрешат выйти. И сегодня разрешить ему учитель не мог.
– Я мужчина. И если так сделают все мужчины, лучше уж точно будет, – гордо задрав подбородок, проговорил Довлет. – Иди, Туан. Скажи, пусть телевидение позовут. Тогда пущу сюда переговорщика. Нужно, чтобы все видели, что на этой планете еще есть мужчины, способные забрать жизнь захватчика.
Вьетнамец сорвался с места и исчез за дверью. Все невольно посмотрели ему вслед.
– Они никогда с нами не воевали…
– Что? – Довлет посмотрел на Йа, и тот продолжил:
– Мой отец прилетел на первом корабле. И они за все время не сделали ни одного выстрела. Только посылали на Землю своих, чтобы те спасали людей, которым сделали боль солдаты. Отец всегда говорил: «Нам никогда… не понять, почему на вашей планете так любят убивать». Они просто пришли в гости, потому что их планете нужно немного отдыхать. Привезли с собой знания, оборудование, специалистов. Приняли наши правила, признали законы, согласились на нашу ненависть, хотя могли просто убрать людей, как пыль, как мусор. – Йа провел ладонью по столу. – Но отец никогда не говорил такого, хотя я видел на корабле много машин, которыми можно вылечить человека, но можно и убить.
– А твой настоящий отец? Может, он погиб от рук этих тварей? – недоуменно спросил Довлет.
Йа пожал плечами:
– У моего настоящего отца серая кожа, друг. А тот, благодаря кому я родился, не назвал моей матери своего имени, потому что торопился убивать. Анатолий Сергеевич говорил: вы должны быть как я. Но я – просто Йа Сидоров. Образец из меня плохой. Мой отец научил меня любить и жалеть людей. Иногда чужими глазами лучше видно, какие мы несчастные. И я всех люблю. И мне жаль, что у Алексея Сергеевича умер брат, а у Туана болит живот, потому что ему нужно было в туалет, но он слишком тебя боялся, а ты его не пускал. Но и тебя жалею и люблю, друг.
– Иди ты к шайтану, друг, – фыркнул Довлет, делая шаг в сторону.
Он собирался сказать еще что-то, но отчаянный Йа одним молниеносным движением подскочил к нему и порывисто обнял.
– Второй, ответственность за действия стрелка взяла на себя ксенооппозиционная группировка «Земляне». На переговоры не соглашается.
«Пацан совсем, – подумал Дмитрий. – Купили родители место в университете, связался с ксенофобами – накрутили парня. Горцы вообще народ горячий, внушаемый, дай только образ врага. В армию бы его, вытряхнуть из костюмчика, обвалять как следует в грязи – может, и понял бы, что, если думаешь с инопланетной дрянью воевать, надо не стволом в одногруппников тыкать, а…»
