Эх и красота же несказанная царила вокруг! На высоком песчаном обрыве среди сосен, смуглых и золотых, гулял свежий ветер. Внизу свободно и широко катила волны Ока, и облака над ней бежали, обгоняя друг друга и отражаясь в высокой синей воде. На другом берегу в изумрудной пойме паслись коровы, с обрыва казавшиеся крохотными, как букашки. Где-то неподалеку наверняка валялся и ленивый пастух, но разглядеть его с такого расстояния было решительно невозможно.
«Божьи коровки», – подумал Ерохин.
Простор, какой же простор! Солнце светит, река сверкает, смолистые капли вспыхивают на слюдяных стволах. Ветер треплет макушки сосен, а еще выше парит, раскинув крылья, ястреб.
Одним словом, благодать.
– Труповозка прибыла, Вась, – сказал неслышно подошедший сзади Угличин.
Ерохин кивнул, не оборачиваясь. Угличин вытер лысину платком, придвинулся ближе и тоже стал смотреть на коров.
– Как он их, а… – В голосе его звучала смесь ужаса и восхищения. – Средь бела дня… И ведь сложил так аккуратненько!
– Угу. Как дрова.
– Тогда уж как говядину в морозилке.
– Если бы в морозилке, – Ерохин сплюнул в черничные заросли.
Хорошо еще, что тела недолго пролежали на жаре: на них наткнулись деревенские пацаны. Пошли на реку купаться – и обнаружили неподалеку от трех палаток «Ладу» с открытыми дверями, из которой хрипло орал певец Лепс.
Тут-то один из мальчишек и заподозрил неладное. Какой владелец бросит машину нараспашку с магнитолой? «Может, пьяные валяются?» – предположил другой. Сунулись в палатку, пошарили за ней и бросились бежать, подвывая от ужаса.
Когда следственная группа прибыла на место преступления, Лепс по-прежнему рвал глотку. Первым делом Ерохин выключил магнитолу, а уж затем приступил к осмотру.
– Я поначалу решил, что тут двое потрудились, – негромко сказал эксперт. – Но сдается мне, Вась, один он был.
– Почему?
– Удары все нанесены левшой. Вскрытие точно покажет, но я бы поставил восемьдесят из ста, что одиночка.
– Одиночка – и шестерых? – усомнился следователь.
– Мож, псих?
– Да уж не грабитель…
Угличин сочувственно покивал. Какой уж тут грабитель, когда ни денег не взяли, ни выпивки. Отдыхающие привезли с собой пару пневматических ружей и стреляли по пустым пивным бутылкам – вон, вся поляна в битом стекле, – но и обе «духовки» валяются в палатке, нетронутые.
А главное, зачем он трупы-то сложил в кучку?
Была у следователя Ерохина одна мыслишка… Похоже, спугнули подростки убийцу. Может, он собирался погрузить тела в повозку, но не успел?
– Земля сухая, песчаная, – словно отвечая на его мысли, сказал эксперт. – Отпечатки протекторов толком и не снимешь.
– Ну хоть что-то есть?
– Что-то есть, – согласился Угличин. – Но что – хрен разберешь пока.
Ерохин еще раз поглядел на пасторальную тишь да гладь на другом берегу, зло пнул осколок бутылочного стекла и пошел обратно к месту преступления.
«Хоть капля просочится к журналюгам – бошки поотрываю», – пообещал непосредственный начальник Ерохина и прибавил несколько идиом, долженствовавших означать, что теперь на него, Ерохина, легла ответственность за благополучие начальственной задницы. И что если он, Ерохин, не оправдает возложенное доверие, будет ему худо. Поэтому собственному отделу следователь сухо сообщил, опустив цветистые эпитеты:
– Будете языками чесать и клювами щелкать – считайте, у нас открыта новая вакансия на место оперативника. Всем ясно?
В ответ нестройно загудели и забормотали в том смысле, что Ерохин обижает подчиненных недоверием и угрозами.
– Мы тут как бы тоже не пузом кверху валяемся, – подытожил Ваня Гнатюк всеобщий тихий ропот. – Коля пошерстил кой-чего… И кой-чего надыбал, ага.
Ерохин мигом забыл про начальственный гнев.
Гнатюк, довольный произведенным впечатлением, выпихнул вперед самого молодого из отдела – Колю Бубнова, всего полгода работавшего с ними и отчаянно старавшегося доказать, что и он чего-то стоит.
Бубнов, узкоплечий и долговязый парень, неловким движением убрал белобрысую челку со лба, помялся и пробубнил:
– Короче, я тут того, в архив сгонял…
