– Молодец! – одобрил Ерохин, и лицо Коли немедленно пошло красными пятнами от смущения, словно его не похвалили, а забросали переспелыми помидорами. – И что в архиве?
– Короче, это… Кое-что там, в общем, нашлось… Ну я и того… Подумал…
Ерохин вздохнул. Всем хорош парень, и старается так, что аж из штанов выпрыгивает, но вот говорить не мастак.
– Вань, давай ты, – попросил он.
Гнатюк, который заранее знал, что этим все и закончится, и только ждал просьбы, выдвинулся вперед, снисходительно кивнув Бубнову: мол, не мельтеши, твое дело сделано. Коля с облегчением спрятался за спинами, а Гнатюк одернул кургузый пиджачок, жестом фокусника выудил откуда-то картонную папочку и выдвинул ногу вперед, как Ленин на постаменте.
– Ну ты еще бревно на плечо возложи, – раздраженно предложил Ерохин. Из Гнатюка, не пойди он в оперативники, вышел бы знатный театральный деятель. Иногда это вносило в обстановку необходимую долю шутовства, но временами мешало, вот как сейчас, когда Ерохин был совершенно не настроен изображать замирающую от восторга публику.
– Понял, босс!
Гнатюк мигом сбросил дурашливость и ненужную папочку отодвинул. Все, что там было, он, разумеется, помнил наизусть.
– В общем, Василь Сергеич, инфа пока из прессы, – предупредил он. – Проверять надо. Но вот тут, – оперативник постучал по обложке папки, – три скана с «желтых» статеек о том, что в районе Балакирева три раза люди пропадали.
– Давай-ка в деталях.
Село Балакирево стояло в трех километрах от места преступления. Опергруппа проезжала как раз через него: добротные дома, сытые небрехливые псы за оградами, на задах пасутся козы… И почти на каждой крыше недопеченными блинами сияют тарелки спутниковой связи. «Не бедствуют, в общем, жители Балакирева», – понял тогда Ерохин.
– Я тебе, Василь Сергеич, лучше заметки покажу, – решил Гнатюк. – Ты глянь свежим глазом, а там обсудим.
Сканы Ерохин сперва пробежал наискось, затем прочитал внимательнее. Подписаны все три статейки были говорящей фамилией Неравнодушный, и картина из них вырисовывалась любопытная. Пожалуй, даже жутковатенькая картина получалась, если верить печатному слову.
А из слов товарища Неравнодушного следовало, что живописнейшее место, поляну на обрыве в сосновом лесу в трех километрах от Балакирева, туристы облюбовали не так давно: всего пару лет назад. Но однажды проложенная народная тропа больше уж не зарастала.
В давние времена приезжие дачники да местные подростки жарким полуднем босиком приходили на реку, замирали на обрыве, любуясь открывающейся дивной панорамой излучины Оки, затем с дикими воплями сбегали по крутому песчаному обрыву и плюхались в прохладную текучую воду. Хоть нагишом купайся – никто тебя не видит! На полуразрушенной старенькой турбазе неподалеку даже в сезон набирается не больше двух десятков жителей, да и те так далеко не ходят – плещутся у себя в специально отгороженном лягушатнике.
Директор турбазы давно облизывался на лесной участок, который местные так и называли: Сосновая Поляна. То ли себе дом хотел там поставить, то ли имел наполеоновские планы насчет небольшой гостевой избушки, за ночевку в которой приезжие москвичи да питерцы платили бы неразумные деньги… Как бы там ни было, это дело у него не выгорело: участок относился к местному лесничеству, и идти навстречу директору (поговаривали, даже за приличную мзду) никто не согласился.
А затем появились первые палатки. Приезжали городские (точнее, условно-городские из ближайших Приокска и Зареченска), разбивали на Сосновой Поляне лагерь, врубали магнитофончик, жарили шашлычки-картошечку, справляли в наспех вырытой яме естественные надобности, а иногда обходились и без ямы: лес есть лес, все сгниет. Привозили с собой детей и собак, разводили костры, ну и по бутылочкам спьяну постреливали, не без этого. В результате босиком по лесу стало не пройти: не осколок поймаешь подошвой, так на консервную банку наступишь (как Лешка, теть-Тонин внук, распоровший ногу острым краем притаившейся в песке жестянки из-под кильки). Директор турбазы, поговаривали, был страшно недоволен таким наплывом «диких» туристов: шумели они по вечерам, музыку врубали на полную катушку, так что доносилось до его турбазы, и там уже, в свою очередь, возмущались пенсионеры, желавшие тишины и покоя.
По утверждению журналиста, первый раз туристы пропали год назад: двое парней из Зареченска, одному двадцать пять, другому чуть меньше. Говорят, поехали на рыбалку – и не вернулись. Впрочем, были они мутноватыми типами и крутили какие-то темные делишки, так что никто их исчезновению особенно не удивился. Может, удрали, а может, конкуренты прикончили под шумок. Только вот репортер якобы провел расследование и выяснил, что отдыхать два приятеля отправились не куда-нибудь, а под Балакирево. Там, значит, и пропали.
Второй раз исчезли уже не двое, а трое: два мужичка, только откинувшихся с зоны, а с ними деваха, взятая для увеселения. Уехали и не вернулись. И машина как сквозь землю провалилась, вот что удивительно.
Дочитав до этого места, Ерохин всерьез задумался.
– Вань, надо запросы отправлять. А еще лучше – ножками ехать по отделам и спрашивать, были ли заявы о пропавших. Откуда-то ведь этот журналюга взял материал!
– Кто его знает, взял или из пальца высосал, – проворчал Гнатюк, недовольный поручением.
