Маслянистая жидкость, пахнущая точно как квас в ковшике, растеклась по полу, вспыхнула. Борис, кашляя, задыхаясь, всем телом налетел на дверь. Меняющимися пальцами сорвал последние проволочные витки. Но щеколда не поддавалась. Что-то с ней было не так.
Он повернулся, увидел себя в мутном зеркале – уже другого, не смешного и тщедушного, а настоящего – подтянутого, с плоским животом, с кожистым наличником, с острыми церками.
Он понял, что сейчас умрет, и застрекотал.
На пожар сбежалась вся деревня. Саня Малышев и Тимофей Карасин таскали воду из пруда, заливали крышу, Максим Колтырин размахивал совковой лопатой, пытался песком сбить огонь со стен, баба Нюша причитала, Маргарита Василькова охала, держась за сердце, а пьяненький Гриша, отворачивая лицо от пламени, рубил заклинившую дубовую дверь топором и ругался.
Они отступили, когда огонь проел крышу и поднялся вровень с осиной, растущей на краю оврага.
– Спаси господь его душу, – сказала баба Нюша, как-то разом успокоившись. Она перекрестилась, жалостливо поглядела на Маргариту, покачала головой…
Догорела баня только утром.
Прибывшая комиссия осмотрела еще горячее пожарище. Служители в оранжевых комбинезонах вынесли обугленные останки Бори, завернули их в серебристую ткань, перевязали алой лентой, погрузили на самоходную платформу, парящую в метре от земли. Два инспектора в белом прошли по всей деревне от дома к дому, опросили жителей. Больше всего времени они провели у Маргариты Васильковой и у Гриши Ерохина, восстанавливая картину происшествия, записывая показания на какой-то прибор, похожий на живого таракана. Собравшись уходить, велели хозяйке сложить все вещи погибшего внука – за ними скоро должен был прибыть представитель туристической конторы, организовавшей отдых Бориса.
Последним Маргариту Василькову навестил управляющий. В избу он вошел без стука, сел у окна, долго молчал, глядя, как хозяйка занимается делами. Потом сказал:
– Не понимаю, как вы без нас жили.
Она выпрямилась, посмотрела на него, ничего не ответила, хоть ей и очень хотелось.
– Я решил бы, что вы специально все подстраиваете, – сказал управляющий, – если бы не знал, что в других резервациях происходит то же самое. Специалисты не понимают, как ваши дети успевали повзрослеть. Вы не жили, а выживали среди смертельных опасностей, ставших обыденными!
Он выдержал паузу. Продолжил ровным голосом – будто лекцию по бумажке читал:
– Вы же вымирали, пока не появились мы. Тысячами гибли на дорогах. Всю жизнь травили себя алкоголем и плохой едой. Тонули в морях и реках. Заживо сгорали в пожарах… А ваши войны! Так почему вы так неблагодарны? Мы сделали вашу жизнь безопасной, упорядочили ее. А ради чего вы воевали? Зачем так долго сопротивлялись?
Маргарита Василькова пожала плечами, улыбнулась управляющему, ответила:
– Дураки были. Счастья своего не понимали.
Он сидел еще долго. А она перебирала старые вещи, которые когда-то были ее собственностью, а теперь принадлежали музею гостевого типа «Деревня Туески», – бесцельно перекладывала их с места на место, гладила руками: рубашки и штаны сыновей, погибших на войне, платья дочери, получившей пожизненное направление в трудовой лагерь, игрушки настоящего внука, попавшего под программу сокращения туземного населения, куклы внучки, исчезнувшей во время кампании выбраковки.
Он, кажется, все ждал от нее какого-то ответа. Может быть, благодарности. Но так и не дождался, встал, изменив человеческий облик на более привычный – сделался похожим на гигантского богомола. Уже в дверях он сказал еще что-то, но бабушка Маргарита его трещание не поняла.
Второго августа у Колтыриных опять было большое собрание – отмечали день рождения Егора Васильева. Праздновали шумно, весело, с песнями, с танцами – как в старые времена. Ближе к вечеру, когда чужаки не выдержали пытки комарами и покинули застолье, поредевшая компания перебралась под крышу застекленной веранды.
– В следующую пятницу большой заезд, – напомнил Максим Колтырин, разливая чай из самовара, расставляя горячие чашки перед гостями, раскладывая варенье в мисочки: в красную – малиновое, в зеленую – яблочное.
– Ко мне племянник приедет, – поделилась бабка Нюра. – Взрослый уже, хочет повидать места, где провел детство.
– А ко мне сын из армии возвращается, – сказала Нина Гаврюшина. – Три года на флоте был.
– А я жду фельдшерицу из города, – сказала бабушка Маргарита. – Она только институт закончила, прислали сюда. Жилья пока не дают, так что я ее к себе пустила побыть.
– А может, дачников выберем? – сказал Саня Малышев. – Давно живут. Даже удивительно, что ничего с ними не случилось.
– Пожалуй, – согласился Егор Васильев. – А способ?
– Пчелы, – предложила бабушка Маргарита.
