Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

– За них, – загорелая рука подняла бокал. – Искать, найти и не потерять – это и есть жизнь, все остальное – небытие.

– А вы нашли.

– Да, конечно… Я нашел страну, я нашел город, и я нашел ее.

– Но сейчас вы один.

– Да, сейчас я один. Хотите, я вас познакомлю? Ей, когда я ухожу, нужен кто-то, кроме города, а мне уже скоро…

11

В неслучайность случайного Олег Евгеньевич окончательно уверовал, когда очередной алкоголик, на сей раз с мушкетерскими локонами, предложил купить сирень.

– Как же вы сегодня без сирени? – вопрошал «мушкетер». – Невозможно! Вам необходима сирень! Сейчас эта, потом – та. Триста двадцать и еще сорок.

Разумеется, Шульцов купил, уже зная, кому. Темно-лиловые преждевременные гроздья напоминали о винограде и почему-то о дорогах. Бесконечных, сходящихся и разбегающихся, на которых можно найти то, что нужно именно тебе; главное, не поднимать ненужное, как бы ни кричали доброжелатели, что под ногами – кошелек, кольцо, свиток. Не брать чужого это много больше, чем просто не воровать…

– Мы сегодня были… неподалеку, – подал голос Аркадий Филиппович. Похоже, он тоже догадался, но бывшие следователи догадываются иначе, чем историки.

– Мы любим Обводный, – откликнулся новый знакомый, у которого все еще не было имени. – Особенно ночью… Его недооценивают, вернее, не понимают, а он связывает куда больше, чем кажется. Сюда.

«Сюда» было в двух шагах от самой строптивой из видеокамер.

– Олег, – резко окликнул полковник, – вы не забыли, что у вас вечером важное дело?

– Оно терпит, – улыбнулся Шульцов. Сосед мог и должен был заподозрить подвох, но историк не сомневался: здесь и сейчас их не ждет ничего дурного, а она уже стояла в выходящих прямо в арку дверях. Порождение города, она была создана для белой ночи и лиловой сирени. И для него.

– Я нашел, – сказал мужчина, – теперь ты не будешь совсем одна.

– Я и не была… – женщина поднесла руку к виску, – но я рада. Вы войдете?

– Разве что ненадолго, – Шульцов протянул хозяйке букет. – Мне сказали, что вам нужна эта сирень, но этот вечер вам еще нужнее.

– О да, – она улыбнулась, – мы пойдем гулять. Я так долго гуляла одна…

– Тогда, – решился Олег Евгеньевич, – проводите нас до Старо-Петергофского.

Кажется, у нее на плечах была шаль с кистями, как на не отданном Агриппе портрете. Кажется, они говорили о Новой Голландии и о том, как кричат чайки. Кажется, они шли долго…

Позвонила Соня, сказала, что идет разводить мосты с Геннадием, она еще была счастлива, она запомнит эту ночь, ее все запомнят, а утро сейчас не важно, ведь его пока нет.

– Старо-Петергофский, – негромко напомнил Олег Евгеньевич. – Если я вам понадоблюсь, вот карточка.

– Спасибо. – У нее и рука была словно нарисованной, узкой, с длинными пальцами и единственным кольцом. – Я вас позову, если… Если мне станет очень плохо.

И тут сосед все-таки спросил, вернее, сказал. Он был прав: с карамазовской фантасмагорией следовало кончать, причем быстро, но Шульцов заговорить о бывших мужчинах сейчас бы не смог. Впрочем, он не был полковником и другом Григорьича, на котором висит безнадежное дело.

– Вы хотите узнать, как это происходит? – Женщина казалось слегка растерянной. – Не знаю… Они отвратительны. Что с ними бывает потом, я не думаю. Это важно?

– Это не важно, – неожиданно заверил полковник, но она хотела говорить, очень хотела.

– Я могу жить без него, – бывают голоса, в которых вечно звучит скрипка, – и я живу, когда остаюсь одна. Я смогла бы жить и без города, но не без них обоих… Я не могу не гулять по этим улицам, они моя жизнь, так же как и он… Мы всегда любили друг друга, но та, кого он нашел первой, пыталась притворяться мной. У нее долго получалось…

– Это в прошлом. Поверь. Это. В. Прошлом.

Прозрачный, будто светящийся город, двое у решетки канала, весна, вечность…

– Идемте, – Шульцов подхватил полковника под руку, и тот не возражал. Старо-Петергофский проспект был странно пуст и еще более странно пах