Первородный вернется в замок, где свила гнездо месть, и погибнет. Остановить его Мэллит не может — значит, придется убирать смерть. Придется драться.
— Барышня… Барышня Мелхен!
Человек с фонарем… Эдуард звал и махал рукой.
— Что ж вы в темнотище-то бродите? Тут поскользнуться плевое дело…
— Я думала.
Мэллит остановилась, поджидая доброго слугу. Да, она думала, и да, она решила. Уговорить хозяйку отослать сестру прочь невозможно, остается одно — убить ненависть вместе с той, кого она поглотила. И нужно успеть до приезда первородного Валентина. Что ж, она успеет.
3
Савиньяк велел принести шадди, и напиток принесли вместе с горячими булочками и новостью.
— Капитан Уилер просит доложить, — сообщил адъютант. — Оксхолл утверждает, что капитан Фельсен — дриксенский шпион.
Маршал не ответил, видимо, молчание здесь соответствовало приказу выйти вон. Фельсенбургу это понравилось, в Хексберг положенное при разговоре с адмиралом цур зее «разрешите идти — идите» начало бесить. От вынужденного безделья, надо полагать.
— Я выругался по-дриксенски, — признался Руперт, когда они с Савиньяком вновь остались одни.
Талигоец взял чашку.
— Похоже, — отметил он, — что, временно протрезвев, бесноватые возвращаются к своему обычному поведению. Получив по зубам, Оксхолл обиделся, припомнил ваши слова и решил спустить на обидчика собак в лице командования. Вероятно, он и прежде пробавлялся доносами. Герцог Ноймаринен подобного не одобряет, доносчик среди его адъютантов не задержался бы, следовательно, доносил он на Ноймаринена, однако не будем отвлекаться. Вы согласны, что события в Эйнрехте и Олларии имеют сходную природу?
— Да, — твердо сказал Руппи, понимая, что объяснить подобное Бруно будет непросто, даже если фельдмаршал уважит гаунасского посланника и выслушает поставившего себя вне закона лейтенанта.
— Тогда, — посоветовал не забывавший об ужине Савиньяк, — подумайте о тех, кто теряет не страх, а неверие в свои силы. В самом благополучном городе найдутся недовольные, которых прежде сдерживал здравый смысл, понимание того, что любые усилия бесполезны и у них ничего не выйдет. Нельзя сбрасывать со счета и некогда мирных обывателей, готовых на все, лишь бы их не вытаптывали, словно виноград. В Талиге какое-то время обходились без этого, но последние несколько лет то тут, то там подобное случалось.
— Я могу то же сказать про Дриксен. Реквизиция торговых кораблей негоциантов не обрадовала.
— Тем не менее в Ротфогеле назначенного Фридрихом коменданта всего лишь выгнали, а в Эйнрехте, насколько мне известно, торговцев не притесняли. В Олларии тоже, но события последнего года вынудили самых решительных сделать выбор прежде, чем город накрыла скверна. В Эйнрехте же было слишком спокойно, дворцовые интриги не в счет.
Поставьте себя на место какого-нибудь медика или законника, и прежде задумывавшегося о том, что в кесарии не все безупречно. Такой человек грабить и убивать кого попало не пойдет; он даже может подобным убийствам противиться, но когда всё вокруг встает дыбом, сложно устоять и не попробовать сделать то, что очень хочется и давно кажется нужным.
— Вы правы, — признал Руппи, проклиная себя за дурацкую браваду. Не напиши он Бруно, все было бы куда проще. Лауэншельд предложил сказать, что наследник Фельсенбургов после покушения скрывался в Гаунау. Это сняло бы вопросы, благо Фридрих выдумал вездесущего темноволосого незнакомца, которого видели чуть ли не в трех городах одновременно. Теперь ложь невозможна, а правда ставит в дурацкое положение и фельдмаршала, и лейтенанта.
Собеседник потянулся к сосуду для шадди. В том, что брат Арно уродился левшой, не было ничего особенного, но Руппи это глупейшим образом беспокоило.
— В других обстоятельствах наш алчущий перемен обыватель остался бы дома, — Савиньяк не собирался покидать призрачный Эйнрехт, — а то и, несмотря на все недовольство, стал бы помогать страже, но он пьян уверенностью в себе. И он может оказаться где угодно и кем угодно. Хоть разбойничьим вожаком, хоть создателем какой-нибудь всесвятой лиги. Марге придется таких либо давить, либо приручать, а потом травить ими врагов, то есть вашу родню. В его положении разумней последнее.
— В его положении, — не выдержал Фельсенбург, — разумней удрать, но он не удерет… Сударь, отбив адмирала цур зее, я сделал именно то, о чем вы говорите… То, что хотел, и что считал нужным.
— Именно поэтому я рад вашему появлению.
