сегодня; нет — в запасе еще несколько суток. Помех ничтожная не испугалась бы, но что-то твердило ей — нынешний день нельзя терять. Ветер прогнал облака, заветный пруд принял подарок, и впервые за все проведенное в Озерном замке время сгорел хлеб, позволяя незаметно взять молоток. Это не могло быть случайным, улыбки судьбы коротки и редки, значит, нужно успеть!
— Теперь ты горишь, — озаботилась роскошная, когда Мэллит садилась за стол, и добрые слова открыли дорогу лжи.
— Нет, — солгала девушка, — мне холодно… Они слишком выстудили комнаты. Они усердны.
— Холодно? — Нареченная Юлианой сперва удивилась, потом доброе лицо стало озабоченным. — Иди-ка сюда!
Гоганни подошла, уже зная, что ей будут трогать лоб и слушать, как на запястье бьется жила. Роскошная не читала в душах и не знала причины, ее руки ощущали лишь следствие.
— У тебя жар, — решила она. — Не сильный, но полежать нужно.
— Я лягу, — согласилась гоганни, — но я боюсь уснуть и увидеть кровь.
— Выпей сонный отвар, он тебя успокоит.
Питье Мэллит, назвав горячим, унесла к себе, задвинула засовы на обеих дверях и села, ожидая, когда нареченная Юлианой ляжет. Она всегда ложилась после обеда и вставала уже в сумерках; сегодня, в день удачи, по-другому быть не могло. Часов в комнатке не имелось, но Мэллит знала, что, ложась, роскошная ее окликнет, — так и стало.
— Мелхен… — Голос был ласков и спокоен. — Девочка моя, ты спишь?
Мелхен спит, Мелхен выпила снадобье и крепко спит, она проспит до вечера. Гоганни открыла большую книгу о цветах и прочла, не пропуская ни единого слова, десять страниц. Десять страниц — четверть часа. Пора! К озеру надо прийти первой.
Девушка осторожно потянула на себя тяжелую раму. Ветер дул с другой стороны, а здесь было затишье, и на оплетающих стены черных лозах держались пятипалые листья — алые, светло-желтые, багряные. Снять головную ленту, сбросить туфли, продеть ленту сквозь пряжки, повесить связку на шею, вскочить на подоконник, шагнуть на тянущийся вдоль гостевых спален карниз… Хорошо, что окна выходят не во двор, а в пустой, теперь пустой цветник. Уходить из отцовского дома было трудней, правда, немного мешают мокрые плети, но они же и помогут, если соскользнет нога. Не соскользнула. Мэллит спокойно юркнула в заранее приоткрытое окно.
3
Бывают дни невезения, а бывают дни удачи. Сегодня по всем признакам был один из них, и девушка торопилась. Закутавшись в плащ, она спустилась в сад и исчезла в желтом чреве галереи. Слуги, обедавшие после господ, доедали сладкие пироги и сплетничали, вновь приниматься за работу они не торопились. Гоганни никто не увидел, ей даже не понадобилось перелезать через ограду — беседка была отперта, значит, первородная Габриэла еще не выходила.
Светлые поляны манили памятью лета, но Мэллит напрямик не пошла — хозяйка могла стоять у окна, любуясь на ставшие ее сердцем сады, она заметила бы на золоте мертвых трав темную букашку. Девушка двинулась вдоль ограды нижнего парка, зная, что от взглядов сверху ее скрывают ветви, а войти в лабиринт со стороны озера даже удобней.
На берегу серые утки спорили с зеленоголовыми селезнями, и, вторя птицам, тихо плескалась вода. Мэллит присела на корточки и омочила руки в чистом холоде, прося входящую в силу Луну о помощи. Поднялась, тронула мокрыми пальцами виски, выдернула из петли колотушку, вернула назад и осталась довольна своей выдумкой. Справа тянулась синяя с серебряными росчерками гладь, слева, отрезая прошлое, бледной стеной встали тростники лабиринта. Гоганни смотрела на них, пока из сухой чащи не взмыла утиная стайка. В том, что их спугнула первородная, Мэллит не усомнилась ни на миг; если в чем и были сомнения, так это в силе собственных рук, но Луна поможет и полковник Придд останется жив.
Потревоженные утки давно смешались с кормящимися у берега сородичами, однако Мэллит не спешила ступать на усыпанную мелкими камешками дорожку, дав безумной время отослать служанку, а нареченной Эмилией — дойти до беседки и запереть теперь уже запретный сад. По обе стороны входа в лабиринт стояли две скамьи, возле первой доцветало странное растение, похожее на вдруг заалевшую мяту. Гоганни сорвала и размяла в пальцах листок, он пах пряно и горько, напоминая смешанную с перцем полынь. Алая трава, если в ней нет яда и чрезмерной резкости, сможет отбить запах тины у озерных рыб…
Хруст гравия, еле слышный в шорохе тростника, заставил девушку оглянуться. Первородная Габриэла неспешно шла к озеру, она еще не видела гоганни, но здешний берег слишком топок, чтобы успешно исполнить задуманное. Мэллит откинула капюшон и села на скамью, ожидая, что ее окликнут, и готовясь ответить.
— Ты опять здесь, девочка? — Первородная казалось слегка удивленной. — Как же тебя тянет покой…
— Я в первый раз вижу такой цветок. — Мэллит раскрыла ладонь с красными листочками. — Это яд?
