— Позавчера моим людям и марагонскому ополчению удалось уничтожить пятый и, насколько мне известно, последний отряд китовников, отколовшийся от их основных сил. Я почти ручаюсь, что больше дриксов в Южной Марагоне нет — остатки пытавшегося захватить старый Франциск-Вельде пехотного корпуса в относительном порядке отошли за Хербсте. Воспрепятствовать их переправе у меня возможности не было.
— Пленных по-прежнему нет?
— Нет, монсеньор. Барон Катершванц и командующий марагонским ополчением господин Трогге считают, что я согласился с их решением, но это не так. Я действовал, исходя из своего внутреннего убеждения, которое, к сожалению, не могу обосновать.
— Этого и не требуется. Китовников и им подобных убивать можно и нужно, о чем вы скоро узнаете. У вас всё?
— Нет, монсеньор, я обязан сообщить вам об одном обстоятельстве. Скончалась моя сестра Габриэла, находившаяся в Альт-Вельдере на попечении графа и графини Гирке. Я узнал о ее смерти, уже выехав к вам.
— А я узнаю
— Несчастный случай. Графиня имела обыкновение подолгу гулять в одиночестве, ее нашли в пруду. Судя по всему, она пыталась перебраться с камня на камень, упала, ударилась головой и захлебнулась.
— Так же, как граф Гирке.
— Моя сестра Ирэна уверена, что это совпадение.
Габриэлу Лионель в последний раз видел на ее свадьбе. Ослепительной красоты невеста не сводила влюбленных глаз с жениха. Борн был старше жены, но это был брак по любви, той самой, что сильнее смерти и страшней пожара. Жена сошла с ума еще до казни мужа. Октавий Добрый даровал осужденным право на прощание с супругой или невестой, только Борн не смог им воспользоваться. Ли счел это справедливым.
— Монсеньор, я понимаю, что две последовавшие друг за другом почти одинаковые смерти могут вызвать подозрение, но не в данном случае.
— Вам виднее. — Это малодушие, но в замке, где обитает живая Габриэла Борн, граф Савиньяк не остался бы, просто не смог бы. — Что ж, примите мои соболезнования и можете быть свободны.
— Благодарю вас, но смерть Габриэлы для меня, и особенно для опекавшей ее графини Гирке, горем не является.
2
Первородный Валентин и его гости подъехали к береговому форту, новость об этом принесла хозяйка замка. Одетая в лиловое, она была прекрасна, и Мэллит уверилась, что красота не всегда исполнена могучих соков, она может быть легка, как туман, и хрупка, как утренний лед.
— Военные не имеют обыкновения мешкать, — объясняла первородная. — Чтобы умыться с дороги и сменить платье, им хватит часа, и еще столько же займет служба. Кресло в нижнем храме уже приготовлено, однако сейчас, госпожа баронесса, вам лучше отдохнуть. Принять гостей мне поможет Мелхен, а перед началом службы мы за вами придем.
— Нет. — Нареченная Юлианой была тверда, и Мэллит знала: станет так, как решено. — Ты хозяйка дома, Ирэна, но вдова Курта — я, и командор Горной марки — мой гость. Мой долг — встретить его на пороге дома, даже если это чужой порог.
— Я не намерена спорить, — Ирэна слегка наклонила голову, звездами сверкнули украшавшие прическу аметисты, — но я не могу не напомнить о вашем положении.
— Мое положение естественно для жены и хозяйки. Чем быстрей ты это поймешь, тем для тебя будет лучше. Мелхен, что у тебя с волосами? Где лента?
— Я помогала в кухнях, — начала гоганни. — Утки были…
— Девочка, утки
— Я нашла шафран. Здесь в него не верят, но шафран для утки — то же, что оправа для драгоценного камня.
Шафран нашелся, потому что один из слуг, увидев, как Мэллит выходит из кладовой, предложил помощь. Излишне услужливый не знал, что она возвращала на место колотушку, и гоганни, скрывая истину, спросила о шафране, ведь она слышала, что его привозили из Васспарда. Вместе они отыскали порожденную сердцем цветка драгоценность, что медленно превращалась в прах. Увидев теряющие силу пряности, Мэллит едва не воздела руки к небесам, как это делал, исполняясь негодования, отец отца. Пять восьмых найденного было погублено, но оставшегося хватало на пир пиров и свадьбу свадеб.
— Мелхен, — велела роскошная, — подойди-ка… Мужские глаза надо кормить прежде желудков. Друзья Курта нас никогда не оставят, но Проэмперадора и двоих генералов мы увидим еще раз не скоро. Ленту надо перевязать; повернись.
Гоганни повиновалась. Теплые руки что-то делали с ее головой, а хозяйка Альт-Вельдера смотрела, и в этом взгляде не было яда. Теперь Мэллит