Он вдруг замолчал.
— Что? — она подняла на него несчастные глаза. — Ты — что?
…Из шутовского колпака, как апофеоз любви новобрачных, появилась гигантская морковка со сверкающей ботвой…
Кай вздохнул, разглядывая морковку.
— Давай оставим этот разговор до моего возвращения, — предложил он. — Просто помни: я люблю тебя и хочу быть с тобой. Договорились?
Матушка хлюпнула носом. Очень осторожно Кай стер слезы с ее щек и подхватил Бруни на руки.
— Хочешь, проведем ночь здесь, а утром я перенесу тебя к трактиру? Прямо к открытию? — поинтересовался он, лукаво улыбаясь.
Бруни запустила холодные пальцы в кудри любимого и потянулась к его губам. Зачем говорить, если ветер поет, а волны рассказывают неумолчно о том, что такое любовь?
Кай торопливо завтракал за своим столиком. Когда он вернул Матушку в трактир, она, уперев руки в бока и встав в дверном проеме, заявила, что он никуда не уйдет, пока не поест, раз уж ей не суждено кормить его в ближайшие несколько недель. Он хотел было возмутиться, но, разглядев решительное выражение ее лица, покорился со странным чувством удовлетворения.
На завтрак Матушка подала дорогому гостю омлет с помидорами и сыром, свежайшую розовую ветчину на ломтях серого хлеба и большую кружку горячего морса, а затем отправилась на кухню, где выслушала традиционную порцию жалоб Пиппо на погоду и ворчания старшей Гретель на головную боль и «эту неумеху, которой любовь под подол ударила, а в руках отозвалось».
— …И оттого у нас уже две кружки разбиты, и морковь неровными кружочками нарезана…
Виеленна вяло огрызалась. Голова после свадебных возлияний болела не только у старшенькой.
Весь, вскочивший ни свет ни заря, вместе с другими мальчишками из квартала убирал с площади и улиц остатки вчерашнего празднества.
— Вы мне лучше расскажите, как все прошло? — улыбнувшись, спросила Бруни.
— Слава Индари, прекрасно! — сверкнула глазами Виеленна. — Перед тем, как молодые взошли на корабль, Томазо снял с Ванильки туфельку и бросил в толпу. Знаешь, кто поймал?
— Даже не догадываюсь! — невинно похлопала ресницами Матушка.
— Да першерон ее! — буркнула Ровенна, демонстративно подхватила поднос с заказом и вышла в зал.
— Сама ты першерон! — крикнула ей в спину сестра и повернулась к Матушке. — Вы не сердитесь на нее, хозяйка. Я ей вчера сказала, что мы с Питером будем вместе жить.
— А она что? — заинтересовался Пип, оглянувшись через плечо.
Руки его продолжали споро резать репу ровными кубиками.
— Крик подняла, что в нашем доме мужчин не будет…
— И?.. — напряженно уточнила Бруни.
Еще не хватало, чтобы сестры расплевались! Как работать с человеком плечом к плечу, коли с ним и разговаривать неохота?
— Я с ней согласилась, — смущенно потупилась Виеленна. — Матушка Питера не против, если я к ним переберусь…
— Опять свадьба? — возмутился Пип. — Так часто я не переживу!
— Нет, — еще больше смутилась младшая Гретель. — Мы с Питером хотим знать точно — подходим мы друг другу или нет. Потому поживем пока так. Маменька Висла не против. Говорит: «Всегда мечтала о дочке, а родился этот огр-несмышленыш… Будешь мне, девонька, как родная! Этакая радость-то на старости лет!»
Вытерев руки о передник, Бруни обняла Виеленну и расцеловала в обе щеки.
— Вы с Питером отличная пара!
— Правда? — та с надеждой посмотрела на Матушку. — Вы правда так думаете, хозяйка?
— Она врать не умеет, — усмехнулся Пип и всецело занялся репой.
В кухню заглянул разрумянившийся Весь и сообщил:
— Там бла-ародная дама в дверях застряла!
— Это как же? — изумилась Бруни.
— Иди сама посмотри! — хихикнул хитрый мальчишка и скрылся.
Матушка заторопилась в зал, где увидела Ваниллу, держащуюся за дверные косяки так, будто что-то мешало ей войти. Она была бледна, волосы всклокочены, легкий плащ расстегнут… Ничего необычного для невесты, пережившей свадьбу.
Бруни собралась было подойти, но ей помешал Кай, захвативший ее в объятия и подаривший долгий и нежный поцелуй.
— Мне пора, родная, — сказал он. — Жди меня, как выпадет первый снег. Не грусти и не скучай. Обещаешь?
Матушка молча покачала головой. Будто некто нанизывал сердце на раскаленную иглу — так оно болело, прощаясь.
