— Петр Снежный, — пояснил Марх, — заявился в конюшню моего господина аккурат на рассвете. Как щеколду сдвинул, ума не приложу… — конюший покосился на Висту и на всякий случай отодвинулся подальше, — не иначе зубами, собака сивая! Вывел из стойла Цветочек, и только их и видели. Вот правду говорят люди: назови хозяина — и я скажу, какой характер у его лошади!
— Встаньте, пожалуйста! — вдруг сказал Висту, лихорадочно блестя глазами.
Марх почесал в затылке и с искренней заботой поинтересовался:
— Что с вами, мастер Вистун? Вы нынче будто сам не свой.
Начиная догадываться, в чем дело, Бруни пожала плечами и ушла на кухню, не забыв подлить обоим морсу и выставить тарелку с сухариками. За ее спиной брякнул о стойку золотой, положенный Висту. Аргумент Марху понравился, потому он поднялся с табурета…
Матушка собиралась запирать входные двери, как вдруг услышала торопливые шаги. В трактир зашла Ванилла, скинула капюшон, покрытый капельками мороси, расстегнула застежку плаща. Спросила:
— Где Весь?
— Ушел в ночное, — коротко ответила Бруни.
Заперла двери и пошла на кухню. Не хотелось ни с кем говорить, но не выгонишь же в осеннюю стылость лучшую подругу, выбравшую вместо ложа, согретого страстью любимого, спасение твоей души.
— Молока горячего с медом и корицей сделать тебе? — не оборачиваясь от плиты, предложила она.
— Не нужно мне твое молоко, Брунька! — неожиданно огрызнулась та. — Иди сюда и давай думать, как тебя из беды вызволить!
Матушкины пальцы на миг до боли сжали кромку стола. Она медленно повернулась к подруге и сказала холоднее, чем хотела бы:
— Никакой беды нет, Ванилла. Принц так принц. Проклятый так проклятый. Видишь ли, в чем дело, мне все равно!
— Ох, — вздохнула та, прижав руку к груди, будто рану ножевую закрыла, — значит, я не ошиблась утром, когда подумала, что ты его любишь…
— Не ошиблась, — ровным голосом подтвердила Матушка.
— Ты хоть знаешь, что это значит — пожизненный венец безбрачия от могущественной ведьмы? — сдавленно спросила Ванилла. — Я тут поспрошала у знающих людей. Любиться вы сможете сколь угодно, только вот Пресветлая брак ваш не благословит, дети, что появятся от этой связи, будут нести отцовское проклятие из поколения в поколение, а того, кто решится судьбе наперекор ступить и пожениться, ждет сама Смерть!
— Погибнем оба? — деловито уточнила Бруни, пытаясь не разреветься.
Подруга развела руками.
— Никому то не ведомо! Один из двоих гибнет всегда. А иногда и оба!
Матушка молчала. Горло перехватило судорогой, не дающей вымолвить ни слова.
Ванилла ждала, но было видно, с каким огромным трудом дается ожидание ее деятельной натуре. Она то пальцами стучала по столешнице, то болтала ногами, то вздыхала, будто корова в хлеву.
Бруни поднялась в свою комнату, вытащила из тайника мешочек с несколькими золотыми, которые хранила дома на всякий случай, спустилась вниз, сняла с гвоздя плащ с меховой оторочкой.
— Проводи меня к тому, кто рассказал это! — попросила она. — Я хочу услышать сама.
Подруга покусала губы.
— Поздно уже, — с сомнением сказала она. — А путь неблизкий, почти на границе квартала Белокостных она живет…
— Кто — она?
— Госпожа Поползень… Так ее называют. А настоящего имени никто не знает, даже Дрюня мой.
Это «мой» и порадовало Матушку, и… задело. Хотела бы она говорить о любимом с такой же непоколебимой уверенностью, выпуская это слово легко, словно вздох — «мой». Мой Кай! Но случившееся еще больше отдалило их друг от друга. Теперь Бруни понимала, что он подразумевал под «обязательствами». Она, в конце концов, смирилась бы с проклятием, как ни саднила, будто содранная кожа, мысль о невозможности родить от него детей. Ведь для истинной любви нет преград, но… трон — это слишком высоко!
Кай никогда не принадлежал ей. Кай, то есть Аркей, наследник престола, герцог Тимьяшский и Веземский, владыка Горной обители и Семи островов всегда принадлежал короне, ей одной!
— Пойдем, — коротко сказала Бруни.
Ванилла зябко повела полными плечами и последовала за ней, застегивая плащ.
Ночь уже вступила в свои права: фонари горели тусклыми магическими огнями, заливая улицы холодным светом. В подворотнях и закоулках копошились тени — то ли настоящие, то ли выдуманные. В квартале Мастеровых было тихо: утомленный рабочим днем люд крепко спал. А вот на соседних улочках кипела жизнь, которой подруги страшились.
— Знала бы, что тебе в голову взбредет такое, — ворчала Ванилла, — попросила бы кого-нибудь из знакомых проводить. Бр-р! Не люблю гулять по
