чувствовать. Вряд ли, конечно, один глоток из волшебного кубка сразу же превратит его в самовлюбленного, сверхъестественно красивого и отчаянно рискового сноба, типа… ну да, типа всех остальных Сумеречных охотников, которых он знал и любил. И вряд ли превращение в Сумеречного охотника автоматически заставит его возненавидеть «Подземелья и драконов», «Звездный путь» и все технологические и культурные изобретения, появившиеся после девятнадцатого века. Но кто может знать это наверняка?
И дело не только в непонятном превращении из человека в ангельского воина. Саймон был уверен, что, по всей видимости, если он переживет Восхождение, то к нему вернутся все воспоминания. Воспоминания о первоначальном Саймоне, «настоящем» Саймоне. О том самом Саймоне, которого люди считали навсегда ушедшим (между прочим, убедить их в этом стоило ему огромного труда!). А теперь он возьмет и вернется – и захватит его мозг целиком. Наверное, нужно этому радоваться, но он бы все-таки предпочел, чтобы тот Саймон так и оставался лишь частью его мозга, как сейчас. Что, если тому Саймону – тому Саймону, который спас мир, тому, в которого сначала влюбилась Изабель, – не понравится тот Саймон, которым он стал? Что, если он глотнет из Кубка и снова потеряет себя теперешнего?
От этих мыслей пухла голова. Невозможно думать о себе как о таком количестве совершенно разных людей.
Саймон хотел провести последнюю ночь в городе именно как теперешний Саймон: Саймон-простец, близорукий любитель манги.
И он все еще хотел супа с клецками.
Он не спеша шел по Флэтбушу, впитывая такие знакомые ночные шумы Нью-Йорка: сирены, строительный грохот, гудки автомобилей, перемешанные уже не с таким знакомым хриплым лаем зачарованных фейских собак, тявкающих на голубей. Он пересек Манхэттенский мост – металлические фермы гудели под ногами, когда мимо проносились поезда подземки. Сквозь туман пробивались огни Уолл-стрит. Саймон был уверен, что Нью-Йорк полон магии еще до того, как узнал о демонах и Нижнем мире. Может быть, именно поэтому он так легко смирился с существованием Мира Теней – потому что в этом городе было возможно всё.
Очень кстати мост довел его до самого сердца Чайнатауна. Саймон заглянул в любимую лавочку, заказал с собой порцию супа с клецками, и мысли его сами собой вернулись к Изабель. Интересно, а вдруг она где-то здесь, повергает очередных злодеев своим золотым кнутом? Голова шла кругом – потому что, если вдуматься, он действительно встречался с настоящей супергероиней.
Но даже если ты встречаешься с настоящей супергероиней, это не значит, что можно прийти и попросить ее отвлечься на время от спасения мира, потому что тебе в последний момент перед Восхождением приспичило с ней увидеться. Поэтому Саймон шел дальше, вслушиваясь в ритм жизни полуночного города и блуждая мыслями где им заблагорассудится. Ноги сами несли его куда придется – по крайней мере, он так считал, пока не увидел вокруг знакомый квартал на авеню Д. Мимо мелькнул маленький магазинчик, молоко в котором всегда было кислым, зато продавец за прилавком мог бесплатно налить тебе к утреннему пончику бесплатный кофе, его попросить.
«Стоп. А я откуда об этом знаю?» – задумался Саймон. Ответ пришел почти сразу же. Он знал об этом потому, что в той другой, забытой жизни, он жил именно здесь. Они с Джорданом Кайлом делили квартиру в старом здании из красного кирпича, стоящем на углу улицы. Вампир и оборотень, живущие бок о бок, – звучит как начало плохого анекдота. Но солью плохого анекдота здесь было то, что Саймон действительно забыл об этом.
И о том, что Джордан мертв.
Мысль эта ударила его почти так же сильно, как ударили слова, услышанные когда-то впервые: Джордан мертв. И не только Джордан. Мертв Рафаэль. Мертв Макс, брат Изабель. Мертв Себастьян, брат Клэри. Сестра Жюли. Дедушка, отец и брат Беатрис, отец Джулиана Блэкторна, родители Эммы Карстерс – все они мертвы. И это только те, о ком Саймону рассказывали. Сколько еще людей, о которых он заботился, которых любил, которые заботились о других, были потеряны в той войне – и во всех остальных войнах Сумеречных охотников? Он ведь еще совсем молод и просто не знает многих из тех, кто пал в сражениях.
«И я сам, – вдруг подумал Саймон. – Обо мне-то не забывай».
Потому что это ведь правда, не так ли? До того как стать вампиром, он пережил смерть. Он ощутил смертный холод. Он потерял всю кровь. Он лежал под землей.
А потом случилась амнезия – тоже своего рода смерть.
Он еще даже не Сумеречный охотник, а жизнь уже так много у него отняла.
– Саймон. Так и думала, что ты здесь.
Саймон обернулся, мысленно напомнив себе, что, несмотря на все потери, кое-что очень важное он все-таки приобрел.
– Изабель, – выдохнул он. А потом его губы надолго оказались слишком заняты, чтобы говорить что-то еще.
Они вернулись в квартиру Магнуса и Алека. Оба уехали на Бали, захватив с собой ребенка, а это означало, что роскошные апартаменты полностью в распоряжении Саймона и Изабель.
– Ты уверена, что Магнус не станет возражать, что мы вторглись к нему?
Саймон тревожно оглядывал квартиру. В последний раз, когда он здесь побывал, обстановка напоминала отчасти «Студию 54», отчасти публичный дом: куча зеркальных шаров, бархатные портьеры и зеркала, расположенные в самых неожиданных местах. Сейчас же гостиная напоминала шикарный магазин детских товаров: повсюду, куда ни глянь, – пеленки, памперсы, погремушки и стада плюшевых кроликов.
