Заведенный порядок «Нащокинских сред» не изменился: дамы и господа прохаживались по гостиной, пили шампанское из фужеров, подаваемых вышколенными лакеями, лениво обменивались друг с другом светскими, придворными, коммерческими и прочими новостями. Приемы у Нащокина за то и ценились высшими кругами столичного общества, что на них можно было в неофициальной обстановке встретиться с нужным человеком, обсудить волнующие вас проблемы, наконец, просто беззлобно посплетничать.
— …сахарозаводчик Полозов? Который тамбовский городской голова? Что вы, барон, это вас кто-то обманул, насколько мне известно, Полозов не близок к разорению, а вовсе наоборот. Да, мне приходилось бывать в Тамбове. Умопомрачительная дыра. А вот тут вы правы, ваша светлость: Полозов наворовал столько, что хватит внукам и правнукам. Если они у него будут. Казнокрад большого размаха. При Петре Великом его непременно повесили бы, а при матушке Екатерине отправили бы по Владимирке в кандалах. Золотые были времена! Но, барон, мой вам совет: трижды подумайте, прежде чем связываться с Полозовым на поле коммерции и биржевой игры. Это такой редкостный пройдоха и жулик, что самого Вельзевула надует. Однако исключительно умен, этого у него не отнимешь.
— …и только представьте, Анета, Алексис сделал все возможное, чтобы свести этого молодого безумца, корнета Терецкого, с Мари! Да, я сама свидетельница, Алексис только что любовные записки им не разносил. Он добился своего: теперь Мари на него и не смотрит, она влюбилась в Терецкого, как кошка, и, по слухам, уже оказала корнету максимальную благосклонность. Ума не приложу, зачем Алексису это понадобилось.
— Бог мой, милочка, чего ж здесь непонятного? Графу Алексею необходим постоянный мужчина в Машенькиной постельке, дабы злые языки не укладывали туда самого графа. У него очень ревнивая жена, а свои средства граф давно прокутил. Так что пока граф не пустит по ветру приданое, он постарается поменьше раздражать супругу и не давать ей поводов для ревности.
— …никогда не видел такого блестящего карамболя! О! Этот молодчик далеко пойдет, он уже сейчас владеет кием лучше всех клубе.
— Хе-хе-хе… Вот если б он шпагой так владел…
В числе гостей и на этот раз были князь Голицын и актриса Вера Холодная. Актриса появилась в гостиной графа в новом темно-зеленом платье, прекрасно сочетавшемся с ожерельем из кроваво-красных рубинов. Вера Холодная была просто чудо как хороша и привычно ловила восхищенные взгляды мужчин и завистливые — женщин.
Князь Голицын выглядел точно так же, как и три недели тому назад. Удивительно, но даже его левая рука покоилась на такой же черной перевязи, что несколько удивило некоторых из гостей, малость разбиравшихся в ранах: неужели до сих пор не зажила? Помнится, князь говорил, что лечение идет успешно и он готов встать в строй… Не иначе, осложнения какие.
Сегодняшним вечером любопытные взгляды скучающих аристократов высшего света и их жен были направлены не на Веру Холодную и Сергея Голицына, как три недели тому назад. Сегодня у Нащокиных присутствовал гость поинтереснее — юный великий князь Николай.
Члены императорской семьи не слишком часто посещали подобные рауты, а этот симпатичный юноша вообще впервые «вышел в свет» и, само собой, возбуждал острый интерес к своей персоне. Тем более после недавней скандальной публикации в «Петроградском листке», перепечатанной берлинской «Unsere Zeit» и рядом других зарубежных газет. Статья оказалась газетной уткой, издатель «Листка» сел на месяц под арест за публикацию непроверенных материалов, затрагивающих честь и достоинство членов августейшей семьи, но легонький запашок скандала остался…
Выглядел великий князь довольно уныло, шампанского не пил вовсе, не улыбался остротам собеседников, да и в разговор вступал неохотно, был немногословен, отделываясь вежливыми дежурными фразами.
Создавалось впечатление, что молодой великий князь отбывал докучную повинность, словно бы единственной его целью было показаться на приеме, дать досужим аристократам полюбоваться на себя.
Его целью? Или это была цель кого-то совсем другого?
И только когда великий князь изредка и издалека бросал взгляд на Веру Холодную, его глаза точно вспыхивали внутренним огнем.
За спиной юноши иногда шуршал шепоток:
— А вот же писали, что он на фронт убежал…
— Мало ли что пишут. Не дурак же он, понимает, что, если его захватили бы в плен… Вот уж эти газетчики. Всякого придумают…
— А еще говорят, что он влюблен в Веру Холодную…
— Вот как? А мне кажется, что ее симпатии отданы другому.
Другому? Пожалуй… Прием уже близился к завершению, когда актриса решительно подошла к Сергею Голицыну и тихо сказала:
— Князь, вот уже пятый день прошел, как вы вернулись с турецкого фронта. Я все это время ждала вашего визита, князь, но… Не дождалась. Я хотела бы поговорить с вами наедине.
Голицын склонил голову в учтивом поклоне, подал королеве синематографа здоровую руку, и они, провожаемые любопытными взглядами, поднялись по лестнице на второй этаж графского особняка.
39
Князь Сергей Голицын и королева синематографа Вера Холодная уединились в библиотеке графа Нащокина, и уж здесь, не будучи под обстрелом чужих глаз, актриса дала волю своим чувствам. Она бросилась на шею поручика, крепко обняла его. На глаза Веры даже слезы навернулись.
— Сергей, я так благодарна вам за спасение моего брата! Я молилась за вас, я так переживала, что даже не могла работать, — лепетала Вера, осыпая Голицына жаркими поцелуями. — Сергей, милый, я помню о своем обещании, я на все готова ради вас!
Голицын мягко отстранил прильнувшую к нему женщину. На все? Но не в библиотеке же графа Нащокина!.. И, кроме того, что-то за последние десять дней, столь наполненных событиями, изменилось в душе князя, — теперь он смотрел на актрису более трезвым взглядом.
Нет, его по-прежнему влекло к этой роковой красавице, и голова у Сергея кружилась не слабее, чем во время его визита на квартиру к актрисе, когда она попросила его найти и спасти своего старшего брата. Но ведь не только об этом просила блистательная Вера. Владислав Дергунцов — или как там его звать по- настоящему? — тоже ведь попал на турецкий фронт с ее подачи, а наворотил германский агент немало. Конечно, Вера Холодная не догадывалась об истинном лице своего оператора, но…
Но князь Голицын все-таки не мог справиться с ощущением, что одурачили не только ее, но и его провели. Теперь-то Сергею стало понятно, откуда Дергунцов взял материал для своей похабной публикации, Голицыну живо вспомнилось купе поезда «Москва — Тифлис» и то, как, вернувшись с дружеских посиделок, он заметил некоторый непорядок в своих вещах. Ах, какая досада, что не поверил он тогда своему смутному подозрению, не взял вовремя негодяя за шкирку. Ведь страшно подумать, что могло случиться, попадись перепечатка в берлинской «Unsere Zeit» на глаза полковнику фон Гюзе на день раньше. Не видать бы тогда свободы великому князю, к которому поручик успел сильно привязаться по дороге в столицу.
Что еще мешало князю Голицыну ответить на страстный порыв Веры Холодной столь же страстно и безрассудно? Ведь он держал в объятиях женщину, ради которой половина мужского населения империи была готова на любое безумство. И женщина эта недвусмысленно говорила ему: «Я бесконечно благодарна тебе! Я готова принадлежать тебе!»
Вот это «бесконечно благодарна», что явственно чувствовалось в подтексте, и охлаждало пыл князя. Был здесь едва уловимый привкус торговли… А в любовных — как и во всех прочих! — делах Голицын, будучи истинным аристократом, этого привкуса не терпел.
Он прекрасно понимал, что, скорее всего, ошибается и Вера Холодная искренне и от всей души влюбилась в него. Но, если это и так, положение не улучшалось, а как бы не наоборот, потому что князь чувствовал: ответь он сейчас Вере взрывом страсти, — а ответить тянуло, ох до чего тянуло! — и роман их
