– Двадцать сантимов, – протянул продавец пахнущую свежей типографской краской газету.
– Чего?! – У Густава вытянулось лицо.
Понятно, по какой причине. «Столичные хроники» никогда дороже семи-восьми сантимов не стоили.
– А того! – дерзко ответил ему мальчишка. – Не хочешь – не бери, у меня и без того уже четвертая пачка заканчивается. Влет уходит – в других газетах о Страже ни слова нет. Экстренный выпуск! – снова заорал он, причем так громко и так неожиданно, что все мы невольно вздрогнули.
– Черт с тобой. – И Густав протянул ему новенькую монетку достоинством в полмарки. – Давай сразу две.
– Может, на сдачу «Фонарь» возьмешь? У меня их три штуки осталось, правда, вчерашних.
– «Фонарь» не надо! – торопливей, чем следовало бы, ответил за Густава я: мало ли что в нем может быть напечатано? Затем украдкой оглядел с виду как будто каменные лица: никто не улыбался, Кристина вообще смотрела куда-то в сторону. Но на всякий случай все же пояснил: – Зачем нам вчерашняя?
– Ого! В ней даже портрет Стража есть! – воскликнул Густав, в чьи руки «Столичные хроники» попали первым. – Не пойму… Кого-то он мне напоминает!
Второй экземпляр он протянул на заднее сиденье, и я уже было за него взялся, когда газету ловко выдернула из моих рук Кристина. И тут же заулыбалась:
– По-моему, я его тоже знаю!
«Остряки! – разглядывал я портрет Стража через плечо Кристины. – Даже отдаленного сходства нет».
Портрет Стража в точности соответствовал описанию в интервью, над которым мы все так потешались. Маска на лице, грива седых волос, один глаз светлее, другой, соответственно, темнее. Присутствовал и шрам на щеке, правда, на черно-белом портрете увидеть багровый цвет было невозможно.
«Ну и чего между нами общего? Помимо всего прочего, выглядит он лет на сорок».
– Что там хоть пишут? – поинтересовался я у Густава, потому что Кристина смеялась, газета в ее руках дрожала и прочесть нельзя было ни строчки.
– Оказывается, их там было восемь, – ответил за него Дуг, читающий газету вместе с ним. – Но это чепуха, что взять с газетчиков? Всего-то в два раза прибавили. Интересно другое. Знаешь, кого в одном из них признали? Если, конечно, снова не врут.
– Кого? – уточнил я без особого интереса, все равно не знаю.
– Глиберта, не больше и не меньше.
Вот о Глиберте я как раз был наслышан.
– А кто он такой? – спросила Кристина.
– Очень плохой человек, наемный убийца. По нему давно уже электрический стул плачет, – пояснил Рамсир, ну а мне только и оставалось, что кивнуть соглашаясь. Все верно: Глиберт – самый настоящий убийца, и жертв на его счету не менее десятка. Причем среди них и женщины, и дети. Единственное, до сего момента я не знал, что он герве.
«Странно, что Кристина не знает о Глиберте», – успел подумать я, когда услышал:
– Это не тот, который тогда, в Хонсо?..
Спрашивая, Кристина побледнела. Еще бы, ужасная резня. Прошло уже несколько лет, но люди до сих пор вспоминают об этом с содроганием. Ночью в дом, где с многочисленным семейством проживал отставной полковник колониальных войск, проникли какие-то негодяи и буквально утопили все в крови, не пощадив даже малолетних детей. Говорят, это была месть полковнику за что-то, произошедшее во время его службы в далекой заморской колонии Претто, где герве составляют чуть ли не треть коренного населения. Месть – дело святое, но при чем тут невинные дети?
– Именно он, – подтвердил Дуглас.
– И поделом ему тогда, – сказала Кристина.
– Интересно, кто из них был Глиберт? – задумчиво протянул Ковар.
– Да какая разница? Главное, что он наконец-то сдох, – вполне резонно заметил Рамсир.
И все-таки мне было интересно: кто его отправил на давно приготовленную ему раскаленную сковородку: Густав, я или Кристина? У меня шансы в два раза выше, но Рамсир прав – главное, что Глиберт мертв.
– Все, поехали, потом обсудим. Нам сегодня еще жилье предстоит подыскать.
– Крис, к самому дому подъезжать? – поинтересовался Густав, имея в виду конечно же дом Кристины.
– Нет, со стороны улицы Мечников. Там недалеко.
Там действительно было недалеко – всего-то пересечь сквер. Как раз хватит времени, чтобы задать свои и, как я понял, ответить на ее вопросы.
– Наверное, было очень страшно? – спросил я Кристину, когда мы под руку шествовали по цветущей аллее.
Кристина шла слева от меня, как это принято у офицеров, что позволяет им при необходимости козырять без всяких помех. Козырять мне никому и в голову бы не пришло, но поскольку я ни в коей мере не являлся амбидекстром[13], а был обычным правшой,
