Как-как, Дур-Пила? Нет, такой жути мне точно не надо. У меня уже в ежедневном меню Кабан и Мерзьен. Этого хватит с избытком.
Но от судьбы не уйдёшь.
На третий день герцог с сестрой отправились на приём к губернатору, а на козлах запряженной четвернёй парадной кареты рядом с дядькой Ырнесом в малиновой ливрее сидела я.
Сестра их светлости большого впечатления на меня не произвела. Внешне так себе, уже увядающая, несколько грузная дама. Герцог любил чёрное, а эта — золотое. В остальном родство угадывалось безошибочно: широкие рты, наводящие на мысль о проглотивших мальков сомах, презрительно- брезгливое выражение холодных лиц, невысокие коренастые фигуры. Интересно было бы взглянуть на лорда Эл’Дур-Пилта.
А вот я, судя по всему, леди чем-то заинтересовала. И хотя внешне безразличный взгляд остановился на мне лишь на несколько секунд, по спине пополз холодок дурного предчувствия.
И не зря.
По возвращении от губернатора я занялась конями, а потом болталась на конюшне до поздней ночи, вернувшись в комнату, когда все остальные уже досматривали третий сон. Но на следующий день леди Цирвея Эл’Дур-Пилт вплыла в секретарский кабинет. И первое, что сделала, — выставила за дверь Мерзьена.
— Пшёл вон. Вернёшься, когда тебя позовут.
Я вскочила тоже. Оставаться наедине с пристально разглядывающей меня тёткой не хотелось абсолютно.
— А ты — как там тебя, Тьери? — останься.
Это ещё зачем? И откуда она знает моё имя? Выходит, интересовалась? Ой, не к добру это… что делать-то? Что-что — в руках себя держать! Вежливо поклонилась и произнесла:
— Добрый день, леди! Могу я быть чем-то полезен?
Вместо ответа меня больно цапнули за подбородок, заставив приподнять и повернуть к свету лицо. Ну и хватка! Прямо когти гарпии! Чувствую себя ягнёнком, на которого спикировал орёл.
— Мм-м, какой милый маленький цыплёнок!
Она таращилась на меня с такого расстояния, что можно было посчитать поры на припудренном мясистом носу. А выражение лица казалось откровенно плотоядным. Сейчас облизнётся! Это что ж такое?
Вместо ответа на невысказанный вопрос перст с массивной золотой печаткой ткнул меня в щёку, потом взгляд Дур-Пилы пополз куда-то вниз.
Ну нет! Что бы эта ведьма там ни хотела, мне дать ей нечего!
Вывернувшись, отпрыгнула, а потом согнулась, схватилась за живот и взвыла:
— Ой-ёй-ёй, живот прихватило, простите, терпеть больше не могу!
И рванула к двери.
Она захохотала вслед:
— До вечера, цыплёночек! И не красней так!
Да что ж это такое? Долго мне будет тот медный таз аукаться?
Вечер я просидела в деннике у Кусаки. И, поразмыслив, решила, что останусь здесь и на ночь. Принесу попону и лягу на опилках в углу под яслями с сеном. Тут меня искать вряд ли станут. А если и найдут, фиг выковыряешь из безопасного убежища, охраняемого бескомпромиссным мерином. Не думаю, что герцог рискнёт навредить дорогущему коню в угоду прихотям сестрицы, которую к старости потянуло на молоденьких мальчиков.
Я угадала. Коня Кабан трогать не стал. Но утром мне передали распоряжение незамедлительно явиться к их светлости. И оказалось, что я не золотой меровенец, мной пожертвовать вполне можно. Разговор был короток.
— Леди Цирвея жалуется на тебя. Если не ночуешь в особняке, зачем тебе тут комната? Возвращайся во флигель, а лучше прямо на улицу. Первая и прямая обязанность слуги — угадывать и беспрекословно исполнять прихоти хозяина, уразумел, мерзавец?!
— Так я же ваш слуга, — попыталась пискнуть я, выделив голосом «ваш».
— Именно. И я желаю, чтобы моя сестра была довольна. Всё понял? Свободен!
И что мне теперь делать? Леди по-любому удовлетворена не будет, хотя пока об этом не догадывается. Но зато теперь ясно, чем эта Дур-Пила устрашила сабельников.
Я её тоже боюсь!
Может, наловить мышей и рассовать по карманам? Эх, где тот мифический синий грызун, напугавший любвеобильную особу в голубом, — эта бы
