и тоже приветственно склонила голову. Даже, кажется, получилось вполне величественно.
– Вы можете идти, девушки, – рассеянно кивнул им Руамар, делая пару шагов в мою сторону; обе помощницы не заставили себя долго упрашивать и поспешно юркнули за дверь.
– Все-таки помнешь? – иронично поинтересовалась я, когда муж приблизился, не отрывая взгляда.
– Что? – чуть нахмурился он, тыльной стороной пальцев медленно очертив контур моего лица, шеи, спустившись к ключицам.
– Платье, – нервно усмехнулась я. Легкое невинное прикосновение сейчас оказалось острее самой чувственной ласки, и я едва удержалась от разочарованного вздоха и движения вперед, когда муж опустил руку.
– Что я, совсем варвар, что ли? – усмехнулся он, перехватывая мою руку и поднося к лицу.
– Да, – честно призналась я. Оборотень в ответ тихо засмеялся, уткнувшись носом мне в ладонь, а губами прижавшись к запястью. Щекочущее чувствительную кожу дыхание, нежное прикосновение, непривычное поведение мужчины – от всего этого меня неожиданно бросило в краску. – Рур, ты чего? – неуверенно поинтересовалась я. Руку, впрочем, отнимать не спешила.
– Ты божественно хороша. Я просто забылся и немного задумался. – Поцеловав мою ладонь, он чуть отстранился, хотя руку по-прежнему не выпускал.
– О чем?
– Да не бери в голову.
– А все-таки?
– Ну, например, что за такую женщину и умереть было бы не жалко, – усмехнулся он, а вот мне с кольнувшей меня мыслью о предстоящей ловле преступника посреди приема стало совсем не весело.
– Может, лучше как-нибудь обойтись без этого? – нахмурилась я, а оборотень в ответ опять рассмеялся.
– Не собираюсь я умирать, не волнуйся. Это относится к делам минувших лет. – Он все-таки выпустил мою ладонь, нехотя разжал вторую руку, которой в какой-то момент успел обхватить меня за талию, и тоже начал переодеваться в парадное.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, потому что продолжения не последовало.
– Да я про военное время, – с неохотой ответил Руамар. – Мы же тоже за императора воевали, и первое время я даже делал это искренне. А потом уважать Шидара перестал, родине все это тоже добра не приносило, и война потеряла для меня
– Вот это откровения, – смущенно кашлянула я. Слышать подобные слова, с одной стороны, было, конечно, приятно, но с другой… Зачем только спросила!
– Это еще не откровения, – покачал головой он. Окинул меня долгим задумчивым взглядом, от которого мне окончательно стало не по себе. – Откровения – это… Впрочем, это все подождет до вечера.
К моему удивлению, императорский венец хранился здесь же, на полке в одном из шкафов, хотя украшения для меня спутница Уру принесла откуда-то извне, кажется, из сокровищницы.
– Почему такая ценность лежит здесь? – спросила я, наблюдая, как Владыка, недовольно кривясь, пристраивает корону на голове.
– Он сам себя охраняет, – отмахнулся Рур. – Никто кроме мужчин рода Шаар-анов не может к нему прикоснуться: при попытке взять его в руки любой посторонний просто перестает его видеть и водит руками вокруг. Даже если венец лежит в закрытой коробке. Кстати, стол со стоящей на нем коробкой невозможно передвинуть. Даже если попытаться накинуть на него веревку. Так что… не ходить же каждый раз в сокровищницу! Пусть лежит.
Я только философски хмыкнула в ответ. После откровений Первопредка постоянные пляски вокруг ценности крови Шаар-анов и Таан-веров стали восприниматься более понятными, логичными и объяснимыми. Надо полагать, именно так проявлялась пресловутая магия крови.
А венец был хорош. Если диадема в моих волосах и походила на корону, а благодаря золотой оправе казалась вещью более дорогой, то венец… Это было не украшение, это был символ власти. Черненое серебро можно было заменить на обыкновенное железо, а единственный крупный, настолько темный, что при слабом освещении казавшийся черным, изумруд примитивной старинной огранки поменять на кусок стекла – и это бы ничего не изменило. Он буквально дышал древностью и даже как будто обладал собственной волей; говорят, со старинными вещами такое случается. И хищные обводы, казалось, не были первопричиной такой ауры, лишь подчеркивали ее.
Более того, стоило когтям венца обхватить голову Руамара, зарывшись в густые медно-рыжие волосы, и мужчина как будто сам изменился. В уголках губ залегли жесткие складки, взгляд желтых глаз стал острее и тяжелее. Сейчас оборотень меньше всего напоминал того Рура, с которым мы шли по пустыне, зато очень походил на портрет, созданный народной молвой, – сурового безжалостного Владыки.
– Занятная вещица, да? – усмехнулся он, переводя взгляд с собственного отражения на меня. И вроде усмешка та же самая, его, но… Может, это я себя накручиваю?
– Как тебе сказать, – задумчиво протянула я. – Может, я и параноик, но я бы вот это на голову и под угрозой смерти не надела, не то что по доброй
