— И то! Кому я такой нужен?
— Мне, жене, детям.
Он небрежно отмахнулся, поднял стакан и выпил водку как воду. К разуму сейчас взывать бессмысленно. Мозги залиты алкоголем до самого верха. И психолог ему не поможет. Преодолевать проблемы в душевном разговоре он не привык. Всю жизнь действовал иначе. С саблей в руке и адреналином в крови. Все мешающее и всех раздражающих на куски и обобрать. Зачем думать, когда можно просто и без затей убить?
— Еще раз увижу, что жену бьешь или детей, отберу.
— Что значит… — Он аж рот открыл.
— А то, деньгами моими платил, вольную я давал. Я им хозяин, понял?
— Ты не смеешь!
— Будешь на кисель походить, запросто. Мне такие и правда не нужны.
Вышибить дурные мысли можно исключительно одним способом. Потому неторопливо зажевал водочку лучком и ломтиком жареного картофеля (пошло в народ!), встал и, не особо сдерживаясь, двинул в рожу кулаком. Гена слетел со стула с грохотом. Помотал башкой и попытался подняться. Встречаю его прямым в челюсть и вижу изумление в глазах, когда отправляется в нокдаун.
— Ты че творишь? — спрашивает, ворочаясь на полу. С координацией у него реально плохо. Не отвык еще дергать второй, несуществующей кистью. В результате машинально хватается ампутированной конечностью и больше себе вреда наносит.
— Может, ногой добавить, старый дурак, для вразумления?
— Ах ты…
— И ругаться не надо, — всерьез пиная в бок носком сапога, возмущаюсь. — Родича такими словами ай-ай.
— Да я тебя даже и без руки уделаю!
Вскочил, уклоняясь от моего выпада, и оскалился, приготовившись. Сейчас прыгнет, и станем мы возиться на полу, лупя друг друга и размазывая юшку по физиономиям. Только это в мечтах. Слаб еще Гена всерьез драться. Исхудал, с тела спал и хоть злой, а не потянет. Забью, не особо утруждаясь. Но не в том ведь цель — показать, кто сильнее. Выбить из тупой замкнутости. И кажется, вполне удалось.
— Вот-вот, — охотно соглашаюсь, отступая, — как по морде получил, так сразу боец и одной правой на куски рвать собрался. Может, не такой уж никчемный, а, Гена?
— Ты скотина, Михаил! — уже без особого запала возмущается.
— А помнишь, как под душ совал? Мне тоже не особо нравилось.
— Отомстить решил?
— А что, хороший повод напомнить. Ты что тогда говорил?
— Не помню, — поднимая стул и садясь, отвечает.
— Так я напомню. Все, — отнимая бутылку и швыряя ее о стену, заявляю. — Плач о загубленной жизни закончен. Завтра чтобы был с утра у меня как огурчик.
— Кислый и зеленый?
Опа, кажется, битье реально помогает при выводе из депрессии. Шутить пробует.
— Твердый и в пупырышках. Ты мне нужен.
— Зачем? — глядя исподлобья, спрашивает. — Меня заменить запросто. Афанасий у тебя имеется. Оба Федьки тоже приехали.
— Гайдуков найду без проблем. Хоть пучок прямо завтра. А близкий человек, чтобы доверял без оглядки, на дороге не валяется.
— И что я могу?
Еще недавно у меня и мыслей таких не бродило. А тут вдруг выскочило.
— После Бирона осталась конюшня, почти три сотни породистых лошадей. Да ты в курсе, сам трех привел.
Он кивает.
— …И остальные ничуть не хуже. Арабские, туркменские, датские, голландские, мекленбургские. Соединить красоту, сухость и грацию арабских скакунов с массивностью, мощью и рысистыми способностями западноевропейских упряжных. Россия нуждается в собственных породах и не должна зависеть от казахов с прочими калмыками. Сегодня они торгуют, завтра с нами воюют или вовсе откочевали до самого Китая, замирившись с джунгарами.
— Ты хоть представляешь, сколько лет потребуется?
Да уж не крысы, быстро не размножаются.
— Чем быстрее начнем, тем скорее результат получим. Завод по разведению нового вида лошадей — как, звучит?
— Чей?
— В каком смысле?
