вещи смотрело сквозь пальцы.
Куда там Швеции по части негодования и воплей! Борьба вышла жесткой, и потребовалось вмешательство Анны, постановившей, что коллежский регистратор получит личное дворянство и, лишь поднявшись до провинциального секретаря (тринадцатый класс), передаст дворянское звание детям. Компромисс достаточно сомнительный, но лучший из возможных, чтобы успокоить страсти. Для наиболее активной и грамотной части населения создает мощный стимул пробиваться наверх. А это чрезвычайно важно при нашей общей нехватке образованных людей и дает заодно вливание свежей крови в высшее сословие.
Всегда должна присутствовать наряду с системой наказаний и система поощрений. Штрафовать и приучать к порядку нужно, главное не доходить до абсурда, как частенько случается. Иначе на выходе образуется забитое, безынициативное быдло, которое без инструкций и приказов боится шаг ступить. Точно так же происходит и с поощрениями, не подкрепленными серьезной конкуренцией в собственной среде.
Пусть за право владеть землей и людьми (раз уж изменить на данном этапе ничего нельзя) всерьез постараются. А то кроме получающих непомерно большие деньги бездельников, которые чаще всего еще и воруют, пользы никакой. Чего им бояться, раз место не по годности, а по происхождению занято?
Короче, после очередной беседы был отпущен отдыхать до завтра, мимоходом на прощанье озадаченный приказом создания еще одного подразделения под названием «личный конвой ее императорского величества». Причем желательно из казаков. Похоже, Анна твердо пошла по стопам тетушки, создавая личную часть. На удивление, не из немцев. Правда, это мою задачу не облегчает ничуть. Исходя из равного или пропорционального представительства надо знать, сколько казаков вообще и где они проживают. А то недолго обидеть без причины, не включив в списки.
Численный состав регулярной русской армии четко регламентирован, а вот определить количество людей (в основном это и было казачество) в иррегулярных подразделениях Российской империи в высшей степени сложно. Теоретически все учтено в Военной коллегии и расписано по многим позициям: «окладное жалованье», «за хлебное деньгами», «за вино», «за муку и овес», а также за «порох» и «свинец». Фактически цифры как обычно разбросаны по множествам ведомостей и пятнадцати «званиям войск». И с этим придется разбираться, не забыв учесть, раз уж начал, Чугуевский и Бахмуцкий полки, а также Кизлярский, Грузинский, Армянский эскадроны и крещеных калмыков.
И все срочно-срочно, не забыв создать устав, инструкции по несению службы и штат с росписью по чинам и жалованью. Хвала всем богам, имею положение вице-президента Военной коллегии и найду кого припахать. Подозреваю, сами прискачут, стоит кинуть клич. Возле меня есть шанс сделать карьеру. Не могли не пойти слухи о повышении и назначениях для Кубанской команды. На носу очередная война со Швецией, и очень удачно выйдет иметь под рукой знакомых, внимательно прислушивающихся к мнению. В иных обстоятельствах звание и должность не главное.
Ломану уже корпус поручили, остальные на подходе, вместе с Апшеронским и Воронежским полком. В столице и по соседству расквартированы Невский, Копорский, Санкт-Петербургский и Ямбургский пехотный. В Прибалтике собирает части Ласси, назначенный командующим северным фронтом. Еще гвардия после чистки, кроме батальона измайловцев, подключится. Как минимум по численности имеем перевес над шведской армией. Если уж и в таких обстоятельствах не удастся справиться, пора разгонять высший офицерский состав со страшной силой. От капитанов с майорами больше пользы будет.
— Андрей вернулся, — встречает меня Стеша прямо в дверях дома.
— Геннадий?
— Плох он, — очень по-бабьи всплеснула руками. — Смурной и говорить не хочет. Сотворит чего нехорошее.
— Где?
— У себя.
Подразумевается — в пристройке во дворе, где обустроил себе хату. В особняке жить почему-то отказался. На отшибе сам по себе и притом рядом. Нам обоим удобно.
Разворачиваюсь и топаю разбираться. Прошагал в избу, уселся без спроса за стол, на котором присутствовала немудреная закуска с бутылкой водки из личного подвала. Еще парочка пустых. Нехило набрался.
Налил себе в стакан, отметив знакомые граненые очертания и клеймо. Ломоносовский стекольный завод. Прямо живи и радуйся, куда ни глянешь — везде знакомые буковки. Только не куплено, из дома притащено. В этом он ничуть не изменился. Все мое твое. Правда, и его — мое, но я же к нему в подвал за продуктами без спроса не лазаю.
Молча указал жене Гены на дверь. Та, не переспрашивая, метнулась наружу, прихватив с собой трех дитенков-погодков. Силен мужик, в каждый приезд делал нового. И кто теперь их должен кормить, поить да воспитывать? Я, что ли? Между прочим, уже успел посадить фингал ей под глаз. Действительно не в себе. Никогда такого раньше не случалось.
— Ты чего даже не встречаешь? — выпив и рассматривая равнодушно-тупую физиономию крестника, интересуюсь.
— А зачем?
— Хотя бы чтобы я знал, — раздражаясь, отвечаю, — что живой.
— Еще и здоровый, — угрюмо бурчит, дергая левой рукой с пустым рукавом.
— И что?
