– Экспериментаторы, – сказала Лиди.
– Искатели приключений, – сказал Шан.
– Исследователи, – сказала Орет.
– Азартные игроки, – сказал Карт.
Мальчик по очереди взглянул на их лица.
– Знаете, – сказал Шан, – во времена Лиги, в самом начале СКОКС-полетов, пытались исследовать все подряд и посылали корабли к очень далеким системам – их экипажам предстояло вернуться лишь через столетия. Возможно, некоторые до сих пор не вернулись. Но некоторые вернулись через четыреста, пятьсот, шестьсот лет, и все они стали сумасшедшими. Безумцами! – Он выдержал драматическую паузу. – Но они уже были безумцами, когда стартовали. Нестабильными людьми. Ведь никто, кроме безумца, не согласится добровольно испытать такой разрыв во времени. Какой оригинальный принцип отбора экипажа, а? – Он рассмеялся.
– А мы стабильны? – поинтересовалась Орет. – Я люблю нестабильность. Мне нравится эта работа. Я люблю риск и люблю рисковать вместе с другими. Высокие ставки! Вот что наполняет меня восторгом.
Карт взглянул на их детей и улыбнулся.
– Да. Вместе, – сказал Гветер. – Ты не безумна. Ты хорошая. Я люблю тебя. Мы аммари.
– Аммар, – поправили его, подтверждая неожиданное заявление. Молодой мужчина нахмурился от удовольствия, вскочил и стянул с себя рубашку.
– Хочу купаться. Пойдем, Беттон. Пошли купаться! – воскликнул он и побежал к темной воде, медленно шевелящейся за границей отблесков их костра.
Мальчик помедлил, потом тоже сбросил рубашку и сандалии и побежал следом. Шан поднял Тай, и они убежали купаться; наконец и обе старшие женщины направились в ночь навстречу волнам, закатывая штанины и посмеиваясь над собой.
Для гетенианца даже теплой летней ночью на теплой летней планете море – не друг. Костер – совсем другое дело. Орет и Астен придвинулись ближе к Карту и смотрели на пламя, прислушиваясь к негромким голосам, доносящимся со стороны поблескивающих пеной волн, и иногда тихо переговариваясь на своем языке – маленький сестробрат спал.
После тридцати ленивых дней в Лидене «шобики» приехали на поезде с рыбой в город, где на вокзале пересели на флотский лэндер, доставивший их в порт Be, следующей после Хайна планеты системы. Они отдохнули, загорели, сдружились и были готовы лететь.
Одна из дальних родственниц Сладкого Сегодня служила оператором ансибля в порту Be. Она настоятельно советовала «шобикам» задавать изобретателям чартен-теории на Уррасе и Анарресе любые вопросы, касающиеся принципов ее работы.
– Цель экспериментального полета – понимание, – горячилась она, – и ваше полное интеллектуальное участие очень важно. Их очень волнует это обстоятельство.
Лиди фыркнула.
– А теперь начнем ритуал, – сказал Шан, когда они вошли в помещение ансибля. – Они объяснят животным, что намерены сделать и зачем, и попросят их помощи.
– Животные этого не понимают, – проговорил Беттон своим холодным ангельским фальцетом. – Ритуал нужен, чтобы лучше себя почувствовали люди, а не животные.
– А люди понимают? – спросила Сладкое Сегодня.
– Мы все используем друг друга, – ответила Орет. – Ритуал означает: мы не имеем права так поступать, следовательно, принимаем на себя ответственность за причиняемые страдания.
Беттон слушал и хмурился.
Гветер первым сел за ансибль и говорил по нему полчаса, в основном на языке правик, перемешанном с математикой. Наконец, извинившись, пригласил остальных воспользоваться аппаратом. После паузы Лиди представилась и сказала:
– Мы согласны в том, что никто из нас, за исключением Гветера, не имеет теоретической базы для понимания принципов чартена.
Находящийся за двадцать два световых года от них ученый ответил на хайнском. В его звучащем через автопереводчик бесстрастном голосе тем не менее угадывалась несомненная надежда:
– Чартен, попросту говоря, можно рассматривать как перемещение виртуального поля с целью реализации относительной когерентности с точки зрения трансилиентной эмпиричности.
– Однако! – буркнула Лиди.
– Как вы знаете, материальные эффекты оказались нулевыми, и негативный эффект в случае с существами с низким уровнем разумности – также нулевым; но следует считаться с возможностью того, что участие в процессе существ с высокой разумностью может так или иначе повлиять на перемещение. И что такое перемещение, в свою очередь, повлияет на перемещаемого.
